Так осторожно, что сердце разрывалось на части. Реддинг поднял глаза и поймал выражение жалости в ее взгляде.
— Расскажите мне все, что вам известно.
И она начала.
* * *
Сюзанна оставила его через несколько часов.
Время перевалило за полдень. Райс поднялся на ноги. Он ненавидел проклятую ночную рубашку — шутовской наряд! — но она прикрывала ему спину. Тем не менее он чувствовал себя идиотом. Он всегда спал обнаженным и не любил лишних вещей.
Райс проверил, сможет ли он ходить. Боже! Как болели ноги!
Реддинг выглянул в окно. Прошло уже более суток с тех пор, как он столкнулся с Харди Мартином.
Как много изменилось за это время! Когда Сюзанна умоляла его уехать, уверяя, что Вес согласен с ней, он почувствовал слабость, которая моментально сбила первоначальный боевой настрой.
Никто никогда не беспокоился о нем. То, что о нем кто-то заботился, было новым ощущением, неиспытанным чувством, новым… бременем.
Сюзанна? Частично он ее понимал. Она была самой… о черт! Кем она была? Самой терпимой по отношению к нему? Терпеливой? Прощающей? Никогда не изведав ни одного из перечисленных чувств, он не был уверен в определении.
Ну, а Весли Карр? Здесь Райс уж совсем ничего не понимал. Он не удивился тому, что спас его именно Вес. Проклятый идиот ринулся бы спасать любого, кого угораздило попасть в положение, аналогичное тому, в котором оказался Райс, но доброжелательность одноногого калеки, доброта и сострадание, с которыми он промывал раны Реддинга, потрясли Райса до глубины души. А его уговоры, почти мольбы о том, чтобы Райс уехал из Техаса, были уже выше всякого понимания.
Обмозговав создавшуюся ситуацию, Реддинг объяснил ее с присущим ему рационалистическим цинизмом: Вес предложил ему покинуть ранчо, потому что в результате стычки с Мартинами он, Райс, был в большей степени бременем, чем подмогой. Только таким мог быть ход мыслей Веса, рассудил Райс.
Но планы Веса не имели для него никакого значения. Не только потому, что Райс привык считаться исключительно с собственными желаниями и амбициями, но и потому, что Вес не мог принять участия в битве против Мартинов: любой издалека узнает одноногого полковника. Кроме того, Вес был слишком благороден. Месть Реддинга не предусматривала снисходительно-высокого отношения к врагам.
Через окно Райс увидел, как Сюзанна направляется к загону. Волосы ее были небрежно заколоты сзади. На Сюзанне было очень простое, без вычурностей платье, но никого прелестнее этой женщины Райс в жизни не встречал. У него перехватило дыхание, когда он вспомнил, с каким волнением она ласкала его взглядом. Она смотрела будто…
Как будто он мог начать жизнь сначала и стать тем, кем ей хотелось бы, чтобы он стал. Правда, когда его война с Мартинами завершится, она скорее всего будет сторониться его, как прокаженного. Нет. Сюзанна этого не сделает. Но ее прекрасные лиловые глаза могут наполниться страхом и ужасом от содеянного им. Значит, он должен исчезнуть еще до того, как страх поселится в ее глазах. Но почему эта мысль так чертовски сильно его мучает?
* * *
Сюзанне не пришлось приглашать Эрин. Девушка сама прикатила в коляске, предварительно сделав покупки на Перекрестке Якоба. Она уже слышала о несчастье в доме Фэллонов. Никто ничего не знал точно. Никто не передавал обрывков сплетен иначе как шепотом.
Кроме вопросов, Эрин привезла с собой новости. В штат прибыли федеральные войска. Кое-кто видел, как Ловелл Мартин разговаривал с командиром соединения.
Райс, изнемогающий от бездействия и лежания в постели, совершил путь из своей спальни в гостиную; кроме бинтов, на ногах у него не было ничего. Стопы чертовски саднили и болели. Ноги распухли так, что ни одни сапоги не могли их вместить. Сюзанна принесла ему на выбор: сапоги покойного мужа, Веса, крестного отца. Реддинг чувствовал себя как стервятник, которому предлагают падаль.
Ему, безусловно, приходилось надевать на себя одежду умерших, но в том, что предлагалось ему сделать сейчас, было нечто отличное от предыдущей практики. Это было более личным, интимным делом. И ему оно не пришлось по душе. Именно поэтому Райс возненавидел проклятую ночную рубашку, принадлежавшую покойному Марку Фэллону. К счастью, сегодня Реддинг перекочевал в одну из своих собственных рубах. Он надевал ее, предварительно перебинтовав торс, так что кровавые следы не грозили уменьшить его и без того скудный гардероб.
Сказать, что он был не в духе, значит, ничего не сказать. Сюзанна весь день бегала вокруг него на цыпочках. Когда Райс появился в дверях гостиной, женщина пробормотала что-то насчет распоряжений доктора, но поймала один из его суровых взглядов, который решительно советовал ей держаться подальше и не совать нос в чужие дела.
Сюзанна действительно не знала, что делать с Реддингом. Он был неугомонным больным. Он не давал себе покоя и отдыха, хотя любое движение причиняло ему страдание.
Райс поинтересовался, где Вес, и неодобрительно заворчал, когда узнал, что тот уехал с Джаймом на пастбища. Реддинг проглотил завтрак, галантно поблагодарил Ханну, но, когда он обернулся к Сюзанне, глаза его были затянуты непроницаемой пеленой.
Поднявшись из-за стола, Райс проковылял к стулу, стоящему у стены, затем, отдохнув немного, вернулся на прежнее место и развалился на стуле у стола, морщась от боли.
Сюзанна, обрадовавшись сперва, что он составил ей компанию за едой, очень скоро поняла, что ее герой не в настроении и не расположен даже к короткой беседе. Вчера он выжал из нее все известные ей сведения о соседях, сегодня она была ему не нужна. Реддинг был погружен в собственные мысли и планы, которыми, очевидно, не собирался с ней делиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143