После обеда Салли спросила, не составит ли Квинн ей компанию — она хотела исполнить рождественские песни. С тех пор, когда он пел в последний раз, прошло много времени, долгие годы, поэтому он стал отказываться. Квинн и сам не понимал почему. Может быть потому, что музыка напоминала прежнюю счастливую жизнь, его семью, а эти воспоминания были вытеснены годами страданий. В семье они часто пели, у всех были хорошие голоса, но когда, вернувшись домой, он узнал, что его отец и брат умерли, он стал избегать песен, избегать напоминаний о беззаботных временах.
— Ну пожалуйста, — попросила Мередит, заметив, что он колеблется.
Он кивнул и подошел к роялю. Салли села, разложила ноты и жестом приказала ему сесть рядом. Салли была прекрасным музыкантом, и вот первые ноты старинной песни “Я видел три корабля” поплыли по комнате. Она начала петь, и к ее мягкому чистому голосу скоро присоединился чудесный баритон Квинна. Прорепетировав, они пропели песню каноном, соединяя голоса в припеве, и когда песня кончилась, звук их голосов еще таял в воздухе.
Затем Салли стала исполнять “Что за дитя” и внезапно ее голос замер, когда Квинн подхватил мелодию.
Мередит оцепенела: ни в одном мужчине не видела она столько страсти, сколько звучало в голосе Квинна. В нем слышалась боль, сострадание и любовь. В зале было тихо, и она поняла, что остальные тоже находились под сильным впечатлением. Мередит не сознавала, что по ее щекам бегут слезы, стоящие в глазах, Мередит увидела, как лицо Квинна приобрело давно знакомое выражение насмешки над самим собой. Без аккомпанемента он начал петь “Упокой вас Господь, джентльмены”, и вскоре песня была подхвачена другими.
После этого он быстро простился, оправдываясь тем, что у него назначена встреча, но Мередит заподозрила, что причина была не в этом, — похоже он был озадачен тем, что раскрыл ту часть своей души, которая была раньше так тщательно спрятана.
У двери Квинн наклонился и быстро, почти безразлично поцеловал Мередит в щеку.
— Я заеду завтра, — сказал он, — за бумагами Дафны.
Она кивнула, чувствуя, какой напряжен. Ей хотелось попросить его остаться, не уходить, побыть с ней, но она не могла. Что-то в его взгляде сказало ей, что не надо ни о чем просить.
— Тогда до завтра, — сказала Мередит.
Его мрачное лицо несколько смягчилось. Но он лишь склонил в знак признательности голову и быстро вышел. За спиной Мередит стояла Салли.
— Он удивительный, — прошептала она.
Мередит не ответила. Чувство потери захлестнуло ее, когда Квинн исчез за углом. “Нет, — сказала она себе. — Не будь дурочкой”.
Квинн Девро, как она выяснила, был непревзойденным актером. После того, как он ее похитил, она не сомневалась в его безжалостности. Ее рассудок, который всегда был настороже, пытаясь оградить ее от беды, не мог удержаться от вопроса, не был ли образ нежного, ранимого капитана Девро лишь еще одной его ролью.
ГЛАВА 19
Квинн провел много ночей без сна в своей жизни, но ни одна из них не была так мучительна, как эта.
Вчера ему вдруг показалось, что он — школьник, который ухаживает за своей первой девушкой. Он совсем позабыл об осторожности и открыл чувства, которые, как ему казалось, были навсегда похоронены.
Но как хорошо было ощущать душевную теплоту, ловить на себе ласковый взгляд, который взамен просил так мало! Он по-прежнему видел ее лицо, озаренное радостью, когда она разворачивала его подарок, когда смотрела на него за столом.
Но, черт возьми, так не пойдет. Это слишком опасно для них обоих. Или им обоим придется покинуть Подпольную дорогу. А Квинн сомневался, что Мередит сделает это, по крайней мере, до тех пор, пока не найдет свою сестру. Теперь он знал, какой упрямой она может быть.
А он и так уже многим рискнул. Несмотря на беззаботные слова, сказанные тогда, Квинн понимал, что его появление в Цинциннати было неразумным, даже опасным. Но он больше не был тем холодным, тщательно взвешивающим каждый свой шаг человеком вне закона, каковым был раньше. Казалось, его живот был стянут, а сердце сжималось в мучительном предчувствии наслаждения. Теперь он понимал, чего ему не хватало. Его жизнь могла бы быть сносной, если бы он не познал любви, если бы ничего в жизни не ждал. Сейчас, познав любовь, он понимал, как был несчастен. Прошедшие два дня подарили Квинну теплоту, радость, и теперь ему хотелось всего этого больше и больше. Жестокое, непреодолимое желание снедало его. Теперь Квинн понял и озабоченность Кэма в последние дни, и его одержимость Дафной. Сейчас и Квинн был одержим.
Вчера вечером они с Кэмом выпивали. Не раз и не два. Бог знает, сколько раз. Кэм праздновал новость об освобождении Дафны, Квинн пытался найти успокоение. После недель, проведенных в пьяном угаре, ему пора было понять, что алкоголь ничего ему не даст.
Он нуждался в Мередит. Черт, он хотел ее.
На следующее утро Квинн неохотно поднялся, понимая, что вчерашний вечер не принес ему ничего, кроме головной боли и ощущения, что живот набит камнями.
Удивляясь, что руки не дрожат, Квинн побрился, действуя очень осторожно и с любопытством разглядывая в зеркале свое лицо. Оно было все тем же и все же немного другим. Когда он вглядывался в свое лицо, уголок его рта не много приподнимался. Глупец. Он-то думал, что после Морганы приобрел иммунитет к любви: однажды переболел и больше никогда не заразится. Как прививка от оспы. Однако, сердце его билось быстрее, чем обычно, он сгорал от желания поскорей увидеть бумаги Дафны. Он не мог признаться, что его необычное нетерпение было в изрядной степени вызвано потребностью поскорее увидеть Мередит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131