Через несколько секунд он пошевелился, переложив ее на бок так, чтобы больше не давить своим весом. Его рука коснулась ее щеки с такой нежностью, что ей показалось, она может в эту секунду умереть от счастья.
— Я… — он замолчал, слова давались ему явно с огромным трудом, в них сквозило сожаление. — Я не знал… что ты была девственна.
Она не нуждалась в подобном извинении. Часть радости исчезла. Конечно, он не думал, что она девственница, раз она так отвечала на его ласки, или, возможно, из-за того, что она дочь Рэндалла. Но его признание отозвалось болью. Шей чувствовала, как краснеет от унижения. Но тут Рейф вновь коснулся ее щеки.
— Не надо, — сказал он. — Просто я никогда… я никогда раньше не был с девственницей, — неловко договорил он. — Проклятье! — добавил он. — Этого не должно было случиться.
— Есть много такого, чего не должно было случиться, — медленно произнесла она, — но мне кажется, к нам это не относится.
Он отодвинулся, нарушив единение их тел, но взял ее за руку и крепко сжал пальцы. Глаза его были закрыты, словно он хотел вычеркнуть из памяти все случившееся.
Минуты ей показались часами, а потом, так и не открыв глаз, он хрипло произнес:
— Это ничего не меняет.
Все прошлое унижение Шей не шло ни в какое сравнение с теперешним.
— Ты думаешь?..
Она не смогла закончить предложение. Не смогла найти слов. Ей была невыносима мысль, что он решил, будто она продается ради спасения отца или самой себя.
— Наверное, тебе просто стало любопытно, каково это быть с мужчиной, который десять лет пробыл в клетке? Господи, я даже не мог предположить…
Голос полный горечи осекся, и она поняла, что он винит себя за все случившееся, и эта вина заставляет его обрушиваться на нее.
— О Рейф, — прошептала она, — неужели ты не понимаешь, что я сама хотела?.. И если после всего я стала… шлюхой… значит, так тому и быть.
Он погрузился в такое долгое молчание, что она даже засомневалась, слышал ли он ее слова.
— Почему? — спросил он. — Почему?
Она поняла, что он имел в виду: почему она захотела его — осужденного преступника. Ее рука легла ему на грудь.
— Не знаю, — солгала она.
— Я не верю в дары. Последним подарком, полученным мною, были кандалы. Сержант, который сопровождал меня в тюрьму, сказал, что это мне подарок от армии.
Он замолчал, и она поняла, что он вновь переживает ту минуту. Шей было очень больно за него.
— А что твои родные? — спросила она.
До сих пор он ни разу не упомянул о своей семье.
— Убиты команчами, когда я был ребенком, — ответил он бесстрастным голосом, который, как она теперь знала, скрывал кипение чувств.
— А ты? — продолжала расспрашивать она.
— Меня взяли в плен, освободили через несколько месяцев. — Он пожал плечами:
— Если это можно назвать освобождением.
— Сколько тебе тогда было лет? — спросила она, ужаснувшись.
Опять пожатие плечами.
— Шесть. Семь.
В его взгляде появился знакомый холодок, и она догадалась, что он опять спрятался в скорлупу.
Рейф дал понять, что больше не собирается говорить о себе. Он все еще крепко сжимал ее руку, но ей показалось, что он даже не сознает этого. Ей хотелось коснуться его по-другому, но она опасалась, что он не правильно истолкует это и совсем отодвинется. Поэтому она ждала в напряженной тишине, нависшей между ними.
Он первым нарушил молчание:
— Расскажи мне о Бостоне.
— Рассказывать особенно нечего. Я уже говорила тебе, что делала шляпки, — неохотно ответила она. Все же ей было приятно, что он не прибегнул к обычному молчанию, которое всегда следовало за любой минутой теплоты, возникшей между ними. — У моей матери было маленькое шляпное ателье. Я придумывала фасоны.
Наступила долгая пауза. Он мало интересовался ее прошлым. Видимо, ему было достаточно, что она дочь его врага. Он не хотел знать больше, поэтому ее удивило, когда он спросил:
— Где сейчас твоя мать?
— Умерла четыре месяца назад.
— И ты наконец решила найти… своего отца?
— Я узнала о его существовании только после ее смерти, когда нашла… те письма. Мне она говорила, что он умер.
— Поэтому ты решила приехать на Запад и выяснить все сама, — сказал он с кривой усмешкой, но в голосе его послышалось восхищение.
— Моя мать гордилась своей честностью. Не могу понять, почему она ничего мне не рассказала. Он регулярно высылал деньги, поэтому, очевидно, она была ему не безразлична. Я должна была разузнать о нем. Я должна была выяснить, почему она его бросила. Почему никогда не рассказывала о нем. Да и вообще, еще не известно, приходится ли он мне отцом.
Он отнял свою руку от ее руки, потянулся к брюкам и надел их. А когда он снова заговорил, его голос звучал очень холодно.
— Прости меня, — сказал он, при этом щека его подергивалась. — Ты не имела никакого отношения… ко всему этому. Мне жаль, что приходится запирать тебя на ночь.
Она покачала головой и посмотрела ему в глаза:
— Пустяки. Всего лишь несколько ночей. Разве можно сравнить с… — Она замокла, не желая упоминать о годах, которые он провел в застенках.
Лицо его окаменело.
— Рейф.
Он нисколько не смягчился. Смотрел не мигая вдаль. Но она хотела, чтобы он делил с ней не только удовольствие, но и боль.
— Как ты мог вынести это?
Он сжал челюсти, и Шей пожалела о вопросе.
— Мне помогла ненависть к твоему отцу.
Казалось, Земля перестала вертеться. Все живые существа будто замерли, скованные льдом холодной угрозы, прозвучавшей в его словах. Даже птицы замолкли.
Шей пребывала в нерешительности. Она погружалась в опасные воды, но должна была задать свой вопрос.
— А не могло быть, что он… мой отец… просто совершил ошибку… ему показалось, что он видел тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118