– Когда принц Уэльский посещает пьесы в Бранденбург-Хаусе, он сидит здесь.
Она провела рукой по бархату, покрывавшему кресло, похожее на трон.
– Наш хозяин, должно быть, потратил целое состояние на капризы своей жены.
– О, конечно, и он изумительно богат. Они основали собственную актерскую труппу; туда входят их друзья-французы и сыновья «Елизаветы» от первого мужа. Лорд Крейвен развелся с ней несколько лет назад, но он уже умер. Леди Бекингемшир, которая держит банк в фараоне на Сент-Джеймс-сквер, тоже выступает здесь – самая толстая из всех королев Елизавет!
– Она держит игорный дом, и ее принимают в обществе?
– Ты не встретишь ее при дворе, – признал он, – или в любом привилегированном доме. Понимаешь, есть разные уровни. Франческа и лорд Ньюболд принадлежат к верхнему слою аристократии, к тем, кто создает правила и живет по ним. Следующий уровень включает тех, У кого есть титул или богатство, или то и другое, но которые запятнали себя скандалом или у них есть какие-то изъяны. Энспаки. Леди Бек. Моллюск Парфитт. Лорд Эвердон. Я. Мы давным-давно перестали подчиняться этим правилам.
Лавиния обдумала его слова.
Его темные глаза блеснули в прорезях позолоченной маски. Он снял ее.
– Ты одна из нас. Ты ходила в долговую тюрьму. Ездила на охоту в мужском платье. Делила постель с любовником.
Его тело прижалось к ней, сильное и крепкое, и ее колени подогнулись. Он повалил ее на ковер, роскошно мягкий и пушистый. Он снял ее серебряную полумаску; в спешке порвав ленточку.
– Извини, – произнес он хрипло. – Я должен видеть твое лицо.
Их губы слились. Он целовал ее с такой яростью, с какой голодный набрасывается на еду. Лавиния, изголодавшаяся по его ласкам, млела от наслаждения. Его язык пробежал по ее шее, двинулся к обнаженной груди и начал медленно и сладострастно описывать круги вокруг каждого соска.
Он задрал ее атласную юбку, и она не сделала попытки ему помешать. Он трогал ее самые интимные места, раскрывал ее чувствительные нежные складки, чтобы найти средоточие ее страсти. Его умелые пальцы довели ее почти до экстаза и даже подтолкнули за эту грань. Она выкрикнула его имя.
Потрясенная, она решилась, наконец, открыть глаза. Он улыбался ей.
– От тебя у меня перехватывает дыхание, – задыхаясь, шепнула она.
– Возможно, ты зашнуровала корсет слишком крепко. Я был бы рад ослабить твои шнурки, моя девочка.
– Нет! – запротестовала она.
– Ты бываешь так прекрасна, когда получаешь удовольствие. Ты делаешь меня мягким здесь. – Он положил руку на свое колотящееся сердце, затем опустил ее вниз. – А здесь ты делаешь меня твердым.
Поддавшись соблазну, она докажет, что она – шлюха, как он про нее и думал. Он еще раз воспользовался слабостью ее тела, и ей стало стыдно за свою любовь к нему.
– Ты тоже хочешь меня, это видно по твоим глазам. Они сияют ярче, чем твои бриллианты.
Она неуверенно поднялась на ноги и сняла серьги.
– Они не нужны мне, – заявила она дрожащим от слез голосом и швырнула ему драгоценности. – И я не хочу тебя. Я еду домой, на родину, и рада этому.
– Тогда почему ты плачешь? – спросил он.
Прижимая сломанную маску к заплаканному лицу, она оставила Гаррика утопать в море алого шелка и неутоленного желания.
Он сунул бриллианты в кошелек и снова облачился в свой костюм. Когда он подошел к длинной оранжерее, Лавиния уже казалась расплывчатым пятном изумрудного атласа, двигающимся к двойным застекленным дверям. Он не думал, что она вернется в холл в таком растрепанном виде. Он прекрасно знал этот дом и был уверен, что сможет перехватить ее, прежде чем она дойдет до дамской комнаты.
Он уже дошел до двери, когда путь ему преградила невысокая дама в костюме монашки. Несколько раз за вечер она приближалась к нему, как будто хотела что-то сказать, но каждый раз отступала.
– Милорд Гаррик?
Француженка – здесь их было много.
– Как вы узнали меня?
– Ни одна маска не может скрыть вашего сходства с отцом.
Он вздернул подбородок, его спина напряглась.
– А ваш муж здесь, леди Эвердон? Она покачала головой:
– Он редко выходит из дома – он не хочет вас видеть. В ночь вашего скандала в клубе он пришел домой, и в него как будто вселился дьявол. Вы... как это сказать? Вы прохвостировали его.
– Провоцировал, – поправил ее Гаррик.
– Ваше родство должно остаться в секрете. Он настаивает на этом. И я тоже надеюсь, что вы будете молчать – ради наших дочерей.
Его единокровные сестры. Его любопытство было ненасытным.
– Скажите мне их имена и их возраст.
– Мари – шестнадцать, Генриетта на два года младше.
Они не подозревали, что у них есть брат. Почему это причиняло ему такую боль? Он не знал.
– Если вы опорочите его имя, он не пощадит вас, – продолжала леди Эвердон. – Пожалуйста, запомните это, милорд, ведь в первую очередь пострадают дети.
Ее печальные слова звучали в его голове, даже после того как она ушла.
Добившись того, что хотел от Эвердона, от упрямо сопротивляющейся Лавинии, он причинит им одни страдания. Отомстив своему отцу, он разрушит счастье своих сестер. Принудить женщину выйти за него, признал он, было бы жестоко, и это было бы его недостойно. Плохо то, что он уже вызвал гнев Лавинии, а он не хотел, чтобы она его возненавидела.
Отвергнутый своей любимой и уже давно – отцом, он поплелся в салон, где толстая леди Бекингемшир играла в фараон. Моллюск Парфитт стоял рядом с ней, нетерпеливо ожидая, когда откроют карты. Полковник Хангер, известный непристойными шутками, играл с принцем Уэльским в пикет.
Его место было здесь, он всегда это знал. Но его воображение отказало ему, когда он попытался втиснуть Лавинию в эту грубую, позорную сцену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87