Сев от него на расстоянии, я заказала водку с тоником. Обычно я не пью, и можно было только гадать, какой эффект произведет водка после вина и моих таблеток. Мне подали заказ, и бармен отпустил несколько добродушных шуток, которым я улыбнулась, но отвечать не стала. Мне хотелось говорить только с англичанином. Быть может, я поступила неправильно, заказав водку. Быть может, его интересуют только приличные девушки, которые не сидят в барах, будь это даже бары пятизвездочных отелей. Наконец, оторвав взгляд от стакана, Браун взглянул на меня. Я почувствовала, как меня обдало жаром, и с большим трудом сдержалась, чтобы не посмотреть на него в ответ. Англичанин заказал себе еще порцию спиртного – виски со льдом, но я чувствовала, что он продолжает смотреть на меня. Продержавшись, насколько хватило сил, я все же подняла голову и, позабыв о своих недавних намерениях, произнесла:
– Для этого времени года здесь очень тихо, не правда ли?
– Да. – Его взгляд, встретившийся с моим взглядом, потряс меня. – Больше похоже на богатый мавзолей.
– Уже через месяц отель будет заполнен до отказа, а этот бар – битком набит туристами.
На этот раз он улыбнулся, но сдержанность так его и не покинула. Глаза по-прежнему были абсолютно лишены открытости и словно тщательно замаскированы, так что страдание в них не было заметно остальному любопытному миру. Это был прием, которым я сама успешно овладела.
– В то время вы еще будете здесь?
– Нет, я уезжаю в конце недели.
– Хотите еще? – Он кивком указал на мой пустой стакан.
– Нет, благодарю вас. Если не возражаете, я закажу фруктовый сок.
– Апельсиновый сок и скотч, – попросил Браун официанта и, медленно встав со своего табурета, сел рядом со мной.
Между нами пробежал ток, такой сильный и вибрирующий, что, подумала я, англичанин тоже почувствовал его – должен был почувствовать.
– Ты одна? – спросил он и, передав мне сок, бросил лед в свой стакан.
– Да.
– И я тоже. – Он отсалютовал мне стаканом. – Неужели мама не говорила тебе, что нельзя разговаривать с незнакомцами?
– Я и не разговариваю. Обычно.
– У меня такое чувство, – глядя в свой стакан, он задумчиво вертел в нем кусочки льда, – что безопаснее сказать: было приятно познакомиться, и поскорее пожелать тебе спокойной ночи.
– И? – Мое сердце болезненно забилось.
– Вопреки своим лучшим побуждениям я этого не сделаю. – Резкие морщины вокруг его рта слегка смягчились, и снова промелькнул намек на улыбку. – Как тебя зовут?
– Дженни.
– Ты куришь, Дженни?
– Не часто, но сейчас закурю.
Он раскурил две сигареты, и, когда передавал одну мне, наши пальцы соприкоснулись. Между нами словно вспыхнула искра, и я молча напомнила себе, что, если подойти близко к огню, можно сильно обжечься, так что полезнее последовать лучшим побуждениям – просто коротко пожелать ему доброй ночи и уйти спать.
– Я – Джонатан, – представился он, и я осталась сидеть на табурете. – Сегодня утром я видел тебя на площади.
– Почему же не заговорил? – удалось мне выдавить из себя.
– Я не ищу курортных романов. – Он пожал плечами. – А ты?
– Тоже. – Это была правда. Я не искала романа, и в том, что сейчас он уже начинался, не было моей вины.
– Опасно приезжать сюда в одиночку.
– Ты же приехал.
– Я по меньшей мере на десять лет старше тебя и ищу тишины и спокойствия. Друг сказал мне, что именно в этом месте я их найду.
– Я не совсем уверена относительно десяти лет, но тоже хочу покоя.
– Почему? – спросил он, и это был не праздный вопрос.
Ну вот, никуда не денешься. Говорить или не говорить? Что сказал мне доктор Макклур? «Не обязательно мучить себя, рассказывая о своем прошлом каждому новому знакомому. Считай это своеобразной формой эгоизма. Стремись производить впечатление и быть в центре внимания. Вскоре у тебя пропадет желание рассказывать о себе». Я согласилась с этим советом.
– Я прихожу в себя после нервного срыва. Я провела восемнадцать месяцев в частной клинике.
– Сочувствую.
Это было сказано не просто из вежливости, как говорили многие другие. Джонатан знает о том, что такое сочувствие. И не станет расспрашивать. Я с облегчением вздохнула. Я сказала ему только часть правды, и то, что я сказала, не повлияет на отношения, ожидавшие нас впереди. Джонатан Браун не станет избегать человека, чье психическое здоровье нуждается в восстановлении. Я чувствовала это.
– А ты? – спросила я. – Почему ты ищешь мира и тишины?
В мягком свете настенных ламп от меня не укрылось, как он побледнел, а рука сжала стакан так, что побелели костяшки пальцев.
– Прости, – поспешила я исправить свою ошибку. – Мне не следовало об этом спрашивать.
– Почему же? Я ведь спросил тебя. Только у меня ответ не такой простой.
Мой вопрос изменил настроение Джонатана, его лицо застыло и помрачнело. Он не попытался предложить объяснение, и я с болью поняла, что вторглась в запретную зону.
Я еще раз взглянула на него. Густые ярко-золотые волосы, завивались на затылке и спадали на лоб непокорными волнами; кожа слегка загорела, словно он несколько недель провел на пляже; и я не ошиблась, характеризуя его лицо: рот упрямый и решительный, с чувственно-пухлой нижней губой, подбородок квадратный, четко очерченный.
– Я первый раз в Португалии, – как ни в чем не бывало заговорила я. – В конце недели собираюсь отправиться дальше на юг. В Офир. – Я почти увидела, как он возвращается из прошлого в настоящее.
– В Офир. Это на побережье, верно?
– Да. Моя подруга владеет там несколькими виллами.
– Ты не похожа на представительницу мира изнывающих от богатства.
– Нет, – рассмеялась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47