Сначала они говорили о том, что их матерям пора познакомиться, потом он стал объяснять, почему не служил в армии, и вдруг перескочил на эпилепсию.
— Я знаю, что это скверная штука. Эпилептики ни с того ни с сего падают на землю и бьются в судорогах. А на губах у них выступает пена.
— Так случается не всегда, — серьезно заметил Малком. Она молча ждала, когда он объяснит, почему затронул эту тему. Эпилепсия ее не интересовала, ей не терпелось узнать, отчего Малкома не призывали на военную службу. По возрасту он должен был служить.
Он собрался с духом и без обиняков признался:
— Я эпилептик.
Вначале она даже не поняла, о чем он говорит. Может быть, это не очень удачная шутка?
— Но разве это возможно? — пробормотала она. — Ты же не… — Она покраснела, не зная, как сформулировать вопрос.
Но Малком отлично ее понял и глубже засунул руки в карманы.
— Эпилептики — не сумасшедшие, — пояснил он, стараясь говорить спокойно. — Они вполне нормальные люди. И не у всех случаются припадки.
— Прости, мне просто такое в голову не могло прийти. Ты выглядишь вполне крепким и здоровым. Я думала, ты не служишь в армии, потому что…
— Потому что мне не позволяют брать оружие в руки мои религиозные убеждения? — договорил он, рассудив, что на эту мысль ее могло навести его сотрудничество с викарием.
— Нет! — покачала Пруденция головой. — Мне казалось… Однажды Мириам Дженнингс предположила, что… — Ситуация складывалась комичная, несмотря на всю серьезность его болезни. — Мы думали, что ты разведчик! — выпалила она, с трудом сдерживая смех.
Малком изумленно вытаращил глаза.
— Разведчик? Но что делать разведчику в Блэкхите и Льюишеме во время войны?
Волна облегчения окатила его, он ощутил необыкновенную радость. Ведь если бы его признание напугало Пруденцию, она бы не стала смеяться над нелепостью ситуации. Значит, его заболевание не так уж и важно для нее. Эпилепсия протекала у Малкома в легкой форме — головокружения и слабости, припадками он не страдал. Военные врачи, однако, признали его негодным к военной службе, опасаясь, что в критической ситуации болезнь обострится.
— Пруденция, — произнес Малком, вынимая из карманов руки и недоумевая, отчего он так разволновался. Ему двадцать восемь лет, он целовался с девушками. Но таких он еще не встречал. Он понял, что влюблен и хочет жениться. — Пруденция! Можно мне тебя поцеловать? — хрипло вымолвил он и, не дожидаясь ответа, нежно обнял ее.
— Какой миленький домик! — проговорила Цецилия Льюис, присаживаясь на старенький диванчик на террасе бунгало сестры Дорис. — Обожаю такие домишки. Мне всегда хотелось жить в таком, но Франк не соглашался оставить наш огромный дом. Нам с Малкомом жить в нем вдвоем немного тоскливо.
Дорис нервно заерзала. Зачем эта представительная дама пожаловала к ней? Неужели что-то случилось с Пруденцией? Почему дочь не предупредила ее о визите миссис Льюис? Что она хочет ей сообщить? Дорис не умела поддерживать непринужденный разговор, как бойкие на язык Лия, Мириам, Хетти и Нелли. Сам внешний вид незваной гостьи, одетой в белую блузку, синий костюм и дорогие туфли, уже пугал ее. Как же с ней разговаривать?
Цецилия ободряюще улыбнулась, угадав состояние собеседницы.
— Знаете, я искренне рада, что мой Малком подружился с вашей Пруденцией. Она замечательная девушка, веселая, жизнерадостная и неглупая.
Чайная ложечка, которой Дорис размешивала сахар, звякнула о край стакана. О какой дружбе она говорит? Эммерсоны не углядели за ее дочерью? Уилфред этого не одобрит. Видимо, пора ей возвращаться домой. Но жить с Уилфредом ей абсолютно не хотелось.
— Разумеется, я понимаю ваше беспокойство за дочь, — поспешила развеять ее сомнения Цецилия. — Но сын заверил меня, что у него самые благородные намерения.
Таких слов Малком не произносил, он просто сообщил матери, что хочет жениться на Пруденции и ко дню ее рождения, которое приходится на Рождество, собирается подарить ей обручальное кольцо.
— Чтобы пожениться, нам придется дождаться, пока ей не исполнится двадцать один год. Потому что ее отец ни за что не даст согласия на наш брак. К тому времени я подкоплю денег и смогу купить дом на площади Магнолий.
— А Пруденция знает о состоянии твоего здоровья? — поинтересовалась мать.
— Я сказал, что страдаю слабой формой эпилепсии, — беззаботно ответил сын. — Она понимает, что я не сумасшедший.
— Но разве не твое заболевание смущает мистера Шарки? — упавшим голосом осведомилась Цецилия.
— Нет, мама, — покачал головой Малком. — Дело в том, что Уилфред Шарки сам слегка не в своем уме. Он разгуливает с плакатами на шее по Льюишему и пугает прохожих грядущим концом света, чертями и распутницами. Такой человек наверняка не позволит своей несовершеннолетней дочери выйти замуж. Я хочу тебя попросить помочь мне, мама. Дело в том, что миссис Шарки до смерти запугана мужем и стыдится его. Не могла бы ты поговорить с ней с глазу на глаз и поделиться опытом — ты же в свое время решила схожую проблему. Мне думается, что вы с ней поладите. Пригласи ее пожить у нас, тебе будет не так скучно. Ей не хочется возвращаться к мужу,
— Надеюсь, что мы с миссис Шарки подружимся, — подумав, кивнула Цецилия. — У нас много общего.
То же самое она повторила и теперь, разговаривая с Дорис. Это показалось той невероятным: уж слишком очевидным было даже внешнее различие между ними, не говоря уже о внутреннем состоянии, а также характере и. манерах.
— Вы так считаете? — робко промолвила она.
— Да. — Цецилия отставила чашку чая и дружелюбно продолжила: — Во-первых, нас сближает, мягко говоря, эксцентричность наших мужей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91