Кейт и ее отец-вдовец жили ближе к пустоши, Дженнингсы обитали в угловом доме на западной стороне площади.
Когда подруги проходили мимо палисадника мисс Годфри, соседки Кейт, она, оторвавшись от починки изгороди, поздоровалась с ними.
Керри, как обычно, скороговоркой выпалила:
— Здрасьте, мисс!
Мисс Годфри, многие года работавшая директрисой их школы, по старой привычке не могла оставить подобную дерзость без внимания.
— Слова следует выговаривать отчетливо, Каролина! — наставительно заметила она. — Невнятное произношение порождает сумбур в голове!
Керри словно шлея под хвост попала, и она разразилась еще более невнятной тирадой:
— Я работаю на базаре, а там раздумывать над произношением некогда. И вообще, умники там не в почете, у нас, торговцев, свой жаргон.
Мисс Годфри прищелкнула языком от досады. Керри Дженнингс еще в детстве за ответом в карман не лезла, и годы не вытравили ее скверную привычку оставлять последнее слово за собой.
— Пойми, Каролина, — вздохнув, продолжала поучать мисс Годфри, — Правильное произношение дает человеку огромное преимущество! Хорошо говорить по-английски может научиться любой! За примером далеко ходить не нужно, взять хотя бы отца Кэтрин! Ведь он не мог произнести правильно и двух слов, когда очутился в Англии. А теперь изъясняется по-английски свободно и даже, можно сказать, безупречно.
Это прозвучало так, словно бы именно она обучала английскому отца Кейт. Подавив легкое раздражение, девушка сказала:
— Оставьте моего папу в покое, мисс Годфри. Все знают, что он попал в Англию как военнопленный и говорит по-английски с немецким акцентом.
— А мой вообще изъясняется на кокни, — вставила Керри.
Мисс Годфри пропустила ее реплику мимо ушей.
— Я вовсе не собиралась копаться в прошлом твоего отца, Кэтрин! — с досадой возразила она. — Напротив, я попыталась выразиться как можно тактичнее, помня о вспышке антинемецких настроений, вызванной нацистской политикой канцлера Германии.
Кейт изумленно вытаращила глаза:
— Простите, мисс Годфри, но я не понимаю, при чем здесь мой папа? Он не сторонник господина Гитлера, не ездит в Германию и…
Предчувствуя долгую и нудную дискуссию, Керри нетерпеливо дернула подругу за руку:
— Пошли, Кейт! Нужно поторапливаться, иначе у тебя не останется времени попить чаю.
Мисс Годфри тоже не горела желанием продолжать спор. Он и без того зашел чересчур далеко для случайного разговора, и она корила себя за несдержанность в столь скользком вопросе, как политика. Обычно мисс Годфри позволяла себе обсуждать лишь результаты международного крикетного матча или прогноз погоды.
— Продолжим нашу беседу в другой раз, — примирительно сказала бывшая директриса, впервые благодарная Керри за бесцеремонное вмешательство в чужой разговор. — До свидания, Каролина, привет матушке!
Застыв с ножницами в руках возле живой изгороди, мисс Годфри еще долго смотрела вслед удалявшимся девушкам и мысленно сравнивала двух подружек. Даже со спины было заметно, что обе они хороши собой и стройны. Такая же высокая, как и Кейт, Керри была склонна к полноте; ее распущенные темные волосы удерживались гребнями и заколками. Неряшливость ощущалась во всем ее облике. С аккуратной Кейт все обстояло иначе. Ее светло-золотистые волосы до пояса были заплетены в тугую толстую косу. И хотя мисс Годфри и одобрила бы такой стиль у любой другой девушки ее возраста, в отношении Кейт она этого сделать не могла: ей казалось, что с косой Кейт выглядит настоящей тевтонкой.
Мисс Годфри нахмурилась: отец девушки, Карл Фойт, преподавал немецкий язык в местной классической школе для мальчиков и, будучи человеком образованным и умным, не мог не знать, что при нынешней политической обстановке неразумно привлекать внимание окружающих к национальности дочери. Ведь не далее как сегодня утром «Дейли телеграф» опубликовала ужасный репортаж о гонениях, которым подвергаются евреи в Германии. Этих несчастных там арестовывали и сгоняли, словно скотину, в концентрационные лагеря, предъявляя им надуманные и просто смехотворные обвинения, которые наверняка не приняли бы в суде любой цивилизованной страны.
Бывшая директриса тяжело вздохнула и снова принялась обрезать веточки бирючины, ожесточенно лязгая ножницами. Мир становился все более ненадежным и беспокойным: в стране, ставшей колыбелью протестантства, воцарилось безбожие, в Испании стремительно, словно пожар в лесу, распространялась анархия, в Италии безумствовал Муссолини. Вот так же тревожно было и весной 1914 года. И, вспомнив о погромах магазинов немецких торговцев в то лето и о том, как разбивали камнями их витрины вчерашние друзья и соседи, опьяненные ненавистью к кайзеру, мисс Годфри решила поговорить с Карлом Фойтом наедине. Если он сам не видит, насколько велика угроза новой волны шовинизма, то она обязана предупредить его о надвигающейся беде.
— Старая дура! — беззлобно воскликнула Керри, как только подруги отошла на значительное расстояние. — Вечно она делает из мухи слона! Как ты считаешь, мама разрешит мне сделать завивку? Ты пойдешь со мной в парикмахерскую?
— Признаться, у меня не лежит к этому душа, — ответила Кейт, все еще размышляя над странными замечаниями мисс Годфри. — А вдруг тебе пережгут волосы и они, не дай Бог, начнут выпадать?
— Скажи еще, что они позеленеют! — расхохоталась подруга. — Вот уж все надо мной тогда посмеются! А маму хватит удар.
У каждого дома на площади имелось по невысокому каменному крылечку перед парадной дверью, и в летнюю пору местные жители подолгу просиживали на них, греясь на солнышке и наблюдая за тем, что происходит у соседей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116