Чака перевели в госпиталь на территории США, и Серена решила не обращать внимания на его недоброжелательный тон. Она написала вновь, спрашивая, когда он надеется выйти из госпиталя, и сообщила, что хотела бы встретиться с ним, чтобы поблагодарить лично.
К Новому году Серена убедилась в том, что Лэнс хотя бы в одном отношении прав: покончить с войной можно, лишь решительно выступая за мир. Серена отправилась в Лондон, чтобы принять участие в антивоенной демонстрации.
Стояла Морозная погода, под ногами скрипел снег, однако группа стойких демонстрантов, к которым присоединилась Серена, оказалась на удивление многочисленной. С плакатами в руках они прошагали от Трафальгарской площади до американского посольства на Гросвенор-сквер.
Серена шла в первых рядах, держа под руки бородатого хиппи с плакатом «Ненавижу войну!» и решительную на вид девицу, которая представилась студенткой лондонского экономического колледжа.
Они ступили на Гросвенор-сквер, выкрикивая: «Хо-хо-хо Ши Мин! Американцы, прочь!» – и влились в толпу демонстрантов, пришедших на площадь первыми. В прилегающих переулках уже собирались отряды конной полиции. Увидев в толпе Лэнса, Серена улыбнулась. Прошло четыре месяца с тех пор, когда он с таким ехидством отреагировал на весть о том, что Кайл был сбит, и Серена уже давно его простила. Она решила, что по прошествии столь долгого времени примирение с братом уже не может считаться предательством по отношению к Кайлу.
– Серри! Что ты здесь делаешь, черт побери?! – воскликнул Лэнс, протискиваясь к ней. Демонстранты все громче и яростнее скандировали лозунги, и конные полицейские начали подтягиваться к площади.
– Вот, решила, что тебе не обойтись без помощи сестры! – крикнула в ответ Серена, крепко обнимая его и чувствуя безумную радость оттого, что теперь между ними все будет по-прежнему.
– Тогда не отходи от меня и держись подальше от лошадей! Одному Господу известно, зачем их выпустили против толпы, когда тротуары такие скользкие. Того и гляди кто-нибудь из них сломает себе ногу.
– Надеюсь, этого не случится, – отозвалась Серена. – Нас не так уж много. Вряд ли кому-нибудь придет в голову сдерживать толпу конной полицией.
Лэнс пренебрежительно фыркнул.
– Тебе еще многому предстоит научиться, – произнес он, довольный тем, что ему нет нужды извиняться перед Сереной. Он знал: она понимает, как неловко он себя чувствует, и не намерена напоминать об их досадной размолвке. Он взял Серену за руку и начал протискиваться в первые ряды демонстрантов. – Чем ты занималась всю зиму? Ты знаешь о том, что родители смылись в Барбадос?
Серена кивнула, пробираясь вслед за ним.
– Да. Папа позвонил мне перед отъездом и попросил присмотреть за собаками. С тех пор я живу в Бедингхэме.
– Одна? – Слово вырвалось у Лэнса, прежде чем он успел прикусить язык. Серена прекрасно поняла, что он имел в виду. Знай Лэнс, что она одна в Бедингхэме, непременно присоединился бы к ней.
– Да, – ответила она, отводя взгляд. Неподалеку вспыхнула драка между одним из демонстрантов и пешим полицейским. – Я читала, думала и забрасывала военные ведомства письмами. – Серена по-прежнему избегала смотреть Лэнсу прямо в глаза. – Статус Кайла изменили, теперь он числится военнопленным. Его содержат в ханойской тюрьме Хоало. В своих письмах я задаю один и тот же вопрос: какие меры предпринимаются, чтобы вызволить его оттуда?
– Удалось тебе достичь успеха? – спросил Лэнс, понимая, что ответ вряд ли будет утвердительным.
– Нет, – хмуро отозвалась она. – Но им меня не переупрямить. Я не отступлю.
В марте родители приехали в Бедингхэм из Барбадоса, и Серена нехотя вернулась в лондонскую квартиру матери. Она вновь начала ходить на вечеринки и дискотеки, хотя ей казалось, что она поступает так, скорее подчиняясь силе привычки. Чем больше веселились окружающие, тем острее она сознавала, какие страдания выпали на долю Кайла. Когда она отправилась на обед с Рупертом и тот заставил официанта поменять бутылку вина, поскольку оно оказалось недостаточно охлажденным, Серена подумала о том, дают ли Кайлу чистую питьевую воду, снимают ли с него наручники или он проводит в кандалах весь день. Вспоминает ли он о ней и о тех незабываемых часах, что они провели вместе в Бедингхэме?
В апреле Серена получила еще одно письмо от Чака Уилсона. Он выписался из госпиталя и намеревался провести лето на ранчо своего дяди в Вайоминге, чтобы восстановить силы. Он по-прежнему умалчивал о своих ранах и почти не вспоминал о Кайле и о его заключении в Хоало. Казалось, письмо не стоит затраченных на него усилий, и только отсутствие адреса Чака в Вайоминге служило намеком на то, что несколько месяцев Серена не сможет с ним связаться и что он не желает продолжать общение с ней.
– Напрасные надежды, мистер Уилсон, – сказала себе Серена. На конверте значился адрес в Атлантик-Сити. Полагая, что это домашний адрес Чака, она аккуратно уложила конверт в ящик секретера. Человек, называвший себя лучшим другом Кайла, никогда не написал бы ей таких писем. Серену начинали одолевать мрачные подозрениями она была твердо намерена выяснить, в чем тут дело. Она свяжется с Чаком, когда тот вернется из Вайоминга. Но не по почте. Она нанесет ему визит.
Все лето Серена продолжала атаковать письмами военные ведомства США и прикрепленного к ней офицера по делам военнопленных. Она просила сообщить ей адреса женщин, мужья которых попали в застенки Хоало, поскольку желала познакомиться и вступить с ними в переписку, но ее просьба не была удовлетворена. К концу лета терпение начало иссякать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97