– Здесь река сужается. Через час мы будем в Тарне.
Берега поросли густым лесом, за которым взмывали ввысь темно-пурпурные горы, четко вырисовывающиеся на фоне голубого неба. Голос Александра выдавал его волнение, оно передалось и Мауре. Ей стало ясно, что именно Тарну он считает своим настоящим домом, а не чудовищно безвкусный особняк на Пятой авеню. Его дом – Тарна, Тарна, где разводят и выращивают лошадей.
Пароход уже разворачивался к причалу на западном берегу. Там поджидали коляска и двуколка. Узкая дорога скрывалась в лесу.
Заинтригованная, Маура спустилась на берег.
Рядом с двуколкой стоял молодой человек, но коляска была без кучера.
Александр помог Мауре подняться в нее и сам взял вожжи.
– Это лучшее время года в Тарне. Все кобылы и жеребцы на выпасах, – сказал он, натягивая вожжи. – Через десять минут вы сами увидите, это сразу за лесом.
Маура сгорала от нетерпения. Вскоре деревья поредели. Дорога свернула, и взору Мауры предстала Тарна. От восторга у Мауры перехватило дыхание, она не могла вымолвить ни слова. Она смотрела и боялась поверить своим глазам.
Среди лугов и выпасов стоял белый дом постройки прошлого века, почти весь увитый плющом, с длинными узкими окнами, с классическим портиком с колоннами. Не было ни излишних украшений, ни вызывающих невольную улыбку бесчисленных завитушек, ни безвкусной вычурности, которые так портили впечатление от особняка на Пятой авеню. Вдали виднелись поросшие лесом горы, вокруг, среди лютиков и асфоделей, паслись жеребцы и кобылицы. Это был настоящий рай – американский Баллачармиш. Мауре казалось, что все это ей снится, что она опять стала восьмилетней девочкой, которая, сидя в карете Клэнмаров, в восторге разглядывает дом, в котором отныне ей предстояло жить. Тогда она стояла на пороге новой жизни, и сейчас – тоже, но еще более удивительной и неизвестной.
– Скорее, пожалуйста, скорее! – шептала Маура приземистым лошадкам. Ей не терпелось, чтобы ее новая, захватывающая жизнь поскорее началась. – Пожалуйста, скорее!
ГЛАВА 13
Александр спрыгнул на землю, забыв о еще не окрепшей ноге. Он вернулся домой и больше никогда не хотел видеть Европу.
– Рад вас видеть, Доуз, – полным искренней радости голосом приветствовал он дворецкого, встретившего их на крыльце.
– С возвращением, сэр, – ответил Доуз так же искренне, стараясь не выдать своего любопытства к спутнице Александра.
– Моя жена, – коротко представил Мауру Александр.
Доузу стоило огромного труда сохранить невозмутимое выражение.
– Добро пожаловать в Тарну, мадам, – произнес он, почтительно склоняя голову.
– Благодарю вас, Доуз.
Хоть Александр и смирился, что Маура вовсе не неотесанная деревенщина, за которую он принял ее вначале, его все же кольнула досада. Каким образом она вызовет бурю в гостиных и салонах Шермехонов и Де Пейстеров, если держится так свободно и естественно, с таким достоинством? Ответ, возможно, заключался в следующем: его жену просто не пригласят в эти гостиные и салоны из-за ее национальности и веры, этим ему и придется довольствоваться.
– Сообщите Иеланду, что я желаю его видеть, – распорядился Александр и, насколько позволяла неокрепшая нога, быстро поднялся по ступенькам и вошел в дом.
Маура следовала за ним, с облегчением глядя вокруг. Большой, просторный вестибюль ничем не напоминал чудовищный городской дом Каролисов. На стенах висели картины с изображениями лошадей. Выложенный красно-коричневой плиткой пол украшало изображение фамильного герба. Маура вспомнила, что прадед Александра был простым венгерским крестьянином, происхождение герба оставалось загадкой. «Возможно, это фамильный герб Шермехонов», – решила Маура. Она невольно улыбнулась, сообразив, что теперь это и ее герб.
– Кто такой Иеланд? – поинтересовалась Маура, когда они шли к парадной лестнице, где в ожидании господских распоряжений собралось уже человек двадцать челяди.
– Он был главным конюшим деда, а после его смерти служит у меня управляющим. Он великолепно разбирается в лошадях.
Маура промолчала, но не удивилась, поскольку Иеланд – ирландское имя. Челядь кланялась и приседала, пока Александр представлял Мауру. Он опять делал это с оскорбительной небрежностью. Но Маура подавила досаду. По крайней мере, Александр не стал распространяться о том, что она – ирландка, католичка и незаконнорожденная. Так что улучшения в его отношении налицо, пусть даже незначительные.
Комната, которую отвели Мауре, оказалась очень уютной, с красивыми портьерами и тончайшей работы лоскутным одеялом. Единственными признаками роскоши здесь были дверные ручки из серебра, серебряные же тазик для умывания и кувшин на туалетном столике. В этой комнате Маура почувствовала себя удивительно хорошо и спокойно, будто она всегда здесь жила. Маура подошла к одному из трех больших окон, выходивших на выгоны, луга и видневшиеся вдали горы. Александр рассказывал, что дед построил Тарну лично для себя, а не для того, чтобы демонстрировать свое богатство. Для этой цели служил особняк на Пятой авеню.
– Когда дед приезжал в Тарну, ему казалось, что он возвращается в Венгрию, – сказал Александр, когда они поднимались по лестнице. – В Тарне поклонялись не богатству, а лошадям.
Александр неожиданно улыбнулся и добавил, глядя на Мауру сверху вниз:
– Здесь до сих пор поклоняются лошадям.
После этих слов Маура вошла в отведенную ей комнату с легким сердцем. Ей хотелось петь от радости. Александр улыбнулся ей тепло, как друг. Какой бы странной ни была свадьба, у их брака прочное основание – они нравятся друг другу, у них много общих интересов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160