А потом мы поженимся и вернемся в Америку. И я рассчитаюсь с отцом», – думал Александр.
ГЛАВА 7
Настоятельница монастыря, который выбрал Уильям Гудзон в восточном Эссексе, невозмутимо-спокойно восприняла его просьбу дать пристанище Дженевре до рождения ее незаконного ребенка. При монастыре имелся сиротский приют, такое случалось и раньше. Семья пострадавшей девушки делала щедрое пожертвование монастырю, ребенка после рождения помещали в приют, поручая заботам няни и монахинь.
– Я надеюсь, вы понимаете, что, хотя наши двери открыты, посещения нежелательны, – сказала настоятельница, под непроницаемой маской скрывая радость, вызванную размерами пожертвования.
– Конечно, понимаю.
Обычно грубовато-добродушный голос Уильяма Гудзона был таким же холодно-вежливым, как и бледное лицо настоятельницы в апостольнике. Он и не собирался навещать Дженевру. Он не хотел видеть, как растет и округляется ее чрево с ребенком Александра Каролиса. Он не хотел встречаться с Дженеврой до родов, а потом можно будет забрать ее из монастыря и забыть все, что случилось, как кошмарный сон.
Прощаясь с дочерью, Уильям избегал встречаться с ней взглядом.
– Это лучшее, что можно придумать, – сказал он угрюмо, глядя мимо нее на большой, укрытый снегом монастырский сад.
– Да. – Голос Дженевры звучал настолько тихо, что он с большим трудом расслышал ее.
– Мне пора.
Он по-прежнему избегал ее взгляда. Когда Дженевра посмотрела в его родное и такое несчастное лицо, сердце у нее сжалось от боли. Господи, что они с Александром наделали! Но все произошло неумышленно. Просто Виктор Каролис не дал сыну благословения и не разрешил жениться на ней. Александр уезжал в путешествие по Европе, они расставались почти на год и так любили друг друга. Дженевра протянула руку в перчатке и дотронулась до щеки отца.
– Я люблю тебя, папа, – мягко сказала она.
Он обнял дочь, крепко прижал к себе, но не ответил на ее порыв. Слова любви, которые были готовы сорваться у него с языка, так и остались невысказанными. Она ведь так и не раскаялась в своем поступке. С непривычно округлившимся животом Дженевра уже не была для него той дочерью, которую он так любил, и никогда уже ею не будет. С подозрительно заблестевшими глазами он отстранил се, крепко сжал се руки, повернулся и зашагал прочь.
Дженевра осталась в саду. Стоял конец января, щеки у нее замерзли. Ребенок родится летом. Тогда она скажет отцу то, во что он отказывается верить, – что она не покинет монастырь без ребенка, что она никогда не расстанется со своим малышом. Дженевра понимала, что отец лишит ее всего, что она больше его не увидит, и это переполняло ее душу печалью.
Она повернулась и пошла по мерзлой траве к монастырю. Знай она, что Александр любит ее, было бы не так больно. Дженевра неожиданно остановилась, глядя невидящими главами на красные кирпичные стены обители, на хмурое зимнее небо. Александр любит ее. Дженевра вдруг почувствовала, что знает это точно, что может поклясться в этом своей жизнью. Александр никогда не говорил ей, что разлюбил, что у него есть другая, что он собирается жениться и не хочет больше видеть Дженевру. Пока она не услышит все это от него самого, она никому не поверит. Дженевра подобрала юбку и побежала в свою комнатку-клетку, которая будет теперь ее домом. Она напишет Чарли Шермехону. Он должен переписываться с Александром. Он знает, почему Александр ей не пишет. Он наверняка знает, что скрывается за словами Виктора Каролиса, будто бы Александр собирается жениться на дочери английского графа. Чарли сообщит Александру о ребенке.
Все последующие недели, когда Дженевра ожидала, пока ее письмо дойдет до особняка Шермехонов и ответ Чарли – до нее в восточный Эссекс, она старалась чем-то занять себя. Девушка помогала монахине следить за садом. Дженевра хотела ухаживать за детьми в приюте, но настоятельница запретила ей это. Дженевре разрешили работать на кухне, в прачечной и в саду, но не в приюте, куда однажды поместят ее ребенка.
Наступил февраль, холода понемногу отпустили. Монахиня, ухаживающая за садом, приняла помощь Дженевры с благодарностью, и на теплом весеннем солнышке они часами подстригали только что высаженные персики и нектарины, очищали стволы ото мха и лишайника, промывали дупла деревьев жидким дегтем.
Дженевра с удовольствием занималась физическим трудом. Работа в саду помогала ей отвлечься, не думать о письме, которое уже в пути, в чем она была уверена.
Весь февраль она с надеждой ждала. Ребенок уже шевелился, Дженевра часами писала имена, подбирая подходящее – Кэролайн, Кристина, Дэвид, Роберт, Бенджамен. Ни одно из них ей не нравилось. Дженевре очень хотелось добавить к списку мужских имен Александр или Уильям, но она понимала, что только приведет в ярость отца, если назовет ребенка его именем. Понимала, какую боль причинит отцу, в открытую назвав ребенка в честь Александра. Вдруг Дженевра вспомнила, как Александр рассказывал, что дед всегда называл его Саша. Ее отец не догадается, что Саша – уменьшительное от Александра. Ей нравилось это имя, казалось куда более интересным, чем Дэвид, Роберт или Бенджамен.
Кончился февраль, начался март, а письма все не было. Наступил апрель.
Знай Виктор Каролис, как долго и терпеливо она ждет, он бы удивился. Сразу после разговора с Чарли в гостинице на Пятой авеню один из его помощников с легкостью подкупил лакея Шермехонов, чтобы тот перехватывал его письма, как это делала мисс Берридж в доме Гудзонов. Лакей должен был изымать письма Дженевры и Александра, а также письма Чарли к ним обоим, за исключением двух первых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160