Кэтрин нахмурилась. Сжимая в руке свой бокал, она пыталась понять, почему это замечание так ее задело. Она знала, что Блейк вечно занят, но ведь она приехала в «Серые дубы» всего на несколько дней. А не на годы. У нее столь ко дел. Может, она хочет съездить к родственникам во Францию, или в Грецию, или даже в Австралию. Или отправиться в путешествие с друзьями, хотя бы с той же Нэн. Или встретиться со школьными приятелями и подругами. Да мало ли устраивается приемов и вечеринок. Какой смысл торчать здесь, в «Серых дубах»? Особенно после того скандала, который Блейк закатил ей из-за Джека Харриса. Она вздохнула, вспомнив, как он был груб и резок. Джек Харрис краснел и бледнел и не знал, куда деваться от стыда, пока Блейк читал ему мораль. Когда Блейк в бешенстве, у него всегда такой холодный жесткий голос. А когда он накинулся на Кэтрин, она еле сдержалась, чтобы не броситься опрометью прочь. Нет, честно, Блейк ее пугает. Конечно, он ее не ударит и не сделает ничего такого. Это какой-то другой страх, странный и непреходящий, и чем она взрослее, тем этот страх сильнее.
— Чего ты нахмурилась? — неожиданно спросила Нэн.
— Разве? — Кэтрин рассмеялась и пожала плечами. Потягивая из бокала свой пунш, она перевела взгляд на вечернее платье своей миниатюрной подруги: бледно-голубое, на узеньких, как спагетти, бретельках.
— Мне нравится твое платье.
— Но с твоим не сравнить, — вздохнула Нэн, с завистью разглядывая декольтированное в греческом стиле тонкое белое платье Кэтрин. Шифоновые струи пенились и искрились при малейшем движении. — Не платье, а мечта.
— У меня в Атланте есть подруга, которая собирается стать модельером, — пояснила Кэтрин. — Это платье — из ее первой коллекции. У нее выставка-продажа в этом новом универмаге на Пичтри-стрит.
— На тебе все великолепно смотрится. — В голосе Нэн звучало неподдельное восхищение. — Ты такая высокая и гибкая.
— Тощая, как говорит Блейк. — Она рассмеялась и вдруг словно застыла, поймав устремленный на нее через всю гостиную взгляд узких темных глаз на твердом, как гранит, лице.
Он был все таким же высоким и большим, каким она его помнила, весь — мускулистая элегантность и броская мужественность. Он был без шляпы, и его темные волосы поблескивали в свете хрустального канделябра. Загорелая кожа казалась дубленой, а выражению лица была свойственна особая врожденная дерзость, унаследованная от его бабки, которая некогда воздвигала свою маленькую империю на руинах старой конфедерации. Глаза смотрели холодно, даже издалека, точеная линия губ казалась твердой и почти жестокой. Кэтрин непроизвольно поежилась, когда его взгляд явно неодобрительно заскользил по ее декольтированному платью.
Нэн проследила за ее взглядом, и ее маленькое личико вспыхнуло.
— Это Блейк! — воскликнула она. — Кэтрин, ты не хочешь с ним поздороваться?
Кэтрин проглотила застрявший в горле комок.
— Да, конечно, — сказала она, следя за тем, как Мод прошла вперед, чтобы приветствовать своего старшего сына, и как Филлип небрежно помахал ему рукой с другого конца гостиной.
— Похоже, ты не в восторге от моего предложения, — заметила Нэн, от которой не ускользнул румянец, вспыхнувший на щеках подруги, и легкая дрожь руки, державшей хрустальный бокал.
— Он будет в ярости, потому что у меня нет бантика в волосах, а в руках — плюшевого медведя, — невесело пошутила Кэтрин.
— Но ты уже не маленькая девочка. — Несмотря на свое обожание Блейка, Нэн пришла на помощь подруге.
— Скажи это Блейку, — вздохнула Кэтрин. Заметив, что он сделал ей знак подойти, она пробормотала:
— Видишь? Меня вызывают в суд.
— И ты выглядишь как настоящая Мария Антуанетта по дороге на эшафот. На тебе лица нет, — зашептала Нэн.
— Ничего не поделаешь. Моя шея чует гильотину. Пока, — бросила она и, жалко улыбаясь, направилась к Блейку.
Она пробиралась вперед сквозь толпу гостей, а сердце ее колотилось в унисон с тяжелым роком, сотрясавшим стены дома. Шесть месяцев не смягчили горечи их последней ссоры, да и Блейк, судя по суровому выражению его лица, тоже ничего не забыл.
Поглядев на нее сверху вниз, он глубоко затянулся сигаретой, и она не могла не признаться себе, что темный вечерний костюм придавал ему опасную привлекательность. Белый шелк рубашки эффектно контрастировал с оливковым цветом лица и дерзким шиком смокинга. Ее ноздри уловили запах восточного одеколона — этот аромат, как эхо, отражал его притягательную силу.
— Привет, Блейк, — нервно произнесла она, радуясь тому, что Мод исчезла в толпе политиков и ей не надо изображать излишнего энтузиазма.
Его взгляд заскользил по стройной фигуре и задержался на линии глубокого декольте, открывавшего мимолетный вид на влекущие, но недоступные холмики ее высокой маленькой груди.
— Рекламируем свои достоинства, Кэт? — спросил он хрипло. — Я считал, что ты извлекла урок из истории с Харрисом.
— Не называй меня Кэт, — парировала она. — Мое платье открыто не больше, чем у других.
— Ты не изменилась, — раздраженно вздохнул он. — Все та же распущенность, капризы, вихляние бедрами. Я надеялся, что, окончив школу, ты немного повзрослеешь.
Ее изумрудные глаза вспыхнули от обиды.
— Мне уже двадцать, Блейк! Его темная бровь поползла вверх.
— И что мне прикажешь делать по этому поводу?
Она хотела ответить, что ровно ничего, что пусть он оставит ее в покое, но ее злость внезапно испарилась, и она жалобно простонала:
— О Господи, Блейк, ну зачем ты портишь мне вечер? Было так весело…
— Кому? — спросил он, метнув раздраженный взгляд на многочисленных политиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44