— Ты неважно выглядишь, — пробормотала Элизабет и попробовала ладонью лоб Кэссиди. — У тебя жар! — сказала она и поднесла к губам новенькой кружку. — Выпей это. Здесь немного, но должно помочь.
— Большое спасибо, — прошептала та.
— Ты, как я погляжу, нам не ровня, — заметила Элизабет. — Что такого ты натворила, что тебя сюда упекли?
Кэссиди вспомнила о своей наивной попытке объяснить надзирателям, что за ней нет никакой вины. Никому другому она не стала бы ничего рассказывать, но Элизабет решила объяснить все начистоту.
— Я здесь потому, — произнесла она дрожащим от волнения голосом, — что кому-то помешала…
— Ну, за это сюда не сажают, — философски рассудила Элизабет. — Скорее уж ты попала сюда за кражу.
Кэссиди содрогнулась, подумав о Томе Брунсоне. Лучше бы об этом вообще не вспоминать!
— Мне обязательно нужно отсюда выбраться, Элизабет! — прошептала Кэссиди. — Я должна сделать одно дело.
— Если у тебя есть крылья, то можешь лететь отсюда хоть сейчас, — усмехнулась Элизабет. — А поскольку крыльев у тебя нет, то придется тебе отсидеть тот срок, к которому тебя приговорили.
Кэссиди в отчаянии покачала головой.
— Меня не судили! Я вообще не стояла перед судьей, — она взглянула в голубые глаза Элизабет. — Я знаю, что ты мне не поверишь, но это чистая правда.
Помолчав, Элизабет сказала:
— Нет, я тебе верю, — и, понизив голос, спросила: — А давно ты здесь?
— Я… я не знаю, — пробормотала Кэссиди. — Какое сегодня число?
Элизабет наморщила лоб.
— Не то шестое, не то седьмое июля. Что-то около этого, я думаю.
— Господи! — воскликнула Кэссидн и, зарыдав, закрыла лицо ладонями. — Меня похитили двенадцатого мая!.. А сколько ты здесь сидишь, Элизабет? — поинтересовалась она немного погодя.
— Уж почти пять лет, — вздохнула Элизабет. — Но мне кажется, что я сижу здесь всю жизнь. Моя матушка рано овдовела. Ей нужно было кормить нас, семерых детишек. Я помогала ей, продавая на улицах пирожки, а когда подросла, устроилась ученицей к ювелиру. Я и понятия не имела, что этот тип торговал фальшивыми камушками. Впрочем, это мало кого интересовало. В суде решили, что я виновна не меньше, чем он. Мне осталось сидеть три месяца. Скоро я наконец выберусь отсюда!
— Мне не на что надеяться, Элизабет. Наверное, я здесь и умру…
— Никогда не сдавайся! Если потеряешь надежду, то обязательно погибнешь, — строго сказала Элизабет. Вдруг она заметила на виске Кассиди синяк. — Кто это тебя? — спросила она.
— Надзиратель…
Элизабет намочила тряпку и приложила к больному месту.
— Когда я выйду из тюрьмы, я пойду прямо к твоим родным и расскажу обо всем, что с тобой случилось. Они вытащат тебя отсюда.
В душе Кэссиди появилась надежда.
— Ах, Элизабет, почему ты так добра ко мне?
— Это все пустяки. Я еще не то для тебя сделаю.
Ты похожа на мою младшую сестру, а кроме того, я сама угодила в тюрьму без вины и понимаю, что это такое.
Кэссиди попыталась подняться, но повалилась навзничь.
— Кажется, у тебя лихорадка и истощение, — сказала Элизабет. — Когда я впервые попала сюда, со мной было то же самое. Пройдет много времени, прежде чем ты поправишься… Но, чтобы выжить, тебе нужны силы… — она поднесла Кэссиди миску с баландой и со вздохом проговорила: — Мудрено выздороветь, когда кормят такими отбросами!
Каждые четыре дня узников выводили на прогулку по тюремному двору. Впервые за долгое время Кэссиди глотнула свежего воздуха и погрелась на солнышке. С улицы доносились крики торговцев съестным, приглашающих всех, у кого водятся денежки. В их глазах не было и признака сочувствия к тем, которые тянули к ним руки через тюремную решетку, прося подаяния.
Кэссиди с ужасом думала о своем положении. У нее не было гроша, чтобы купить кусок хлеба. Если ей удавалось вымолить корку, она была на седьмом небе от счастья — так она оголодала. О гордости нечего было и думать, но где-то в глубине души болезненно напоминало о себе чувство собственного достоинства.
Голод досаждал ей постоянно, но каждое новое страдание укрепляло в Кэссиди уверенность, что в один прекрасный день она получит свободу и отомстит герцогу, который заточил ее в этот ад.
Глава 15
Запряженная шестеркой лошадей, по улицам Лондона мчалась роскошная карета. На запятках тряслись лакеи в богатых ливреях.
Когда карета остановилась перед воротами Ньюгейта, два стражника с удивлением ждали, что за знатная персона спустится по лесенке, услужливо откинутой слугой. По одеянию и манерам мужчина, вылезший из кареты, несомненно принадлежал к самым высшим слоям общества. Даже не взглянув по сторонам, он степенно направился прямо в помещение тюрьмы Ньюгейт.
Это был Рейли. Он с достоинством прошагал к караульному отделению. Оливер неотступно следовал за своим хозяином.
Когда они вошли в маленькую душную комнату, Рейли обратился к человеку за конторкой.
— Я хочу немедленно говорить с начальником тюрьмы, — сказал он, снимая лайковые перчатки и нетерпеливо похлопывая ими по бедру.
— Вам назначено, сэр? — поинтересовался служащий, отрываясь от стопки документов.
— Зови начальника! — грозно сказал ему Оливер. — Да не забудь сообщить ему, что сюда пожаловал герцог Равенуорт собственной персоной! Пошевеливайся! Его светлость очень не любит ждать.
Едва не опрокинув стул служащий со всех ног бросился в глубину служебного помещения.
— Слушаюсь, ваша светлость, — пробормотал он на ходу, — я уверен, что господин Кларенс вас немедленно примет!
Вот уже два дня Кэссиди не поднималась с тюфяка. Ее желудок отказывался принимать отвратительную баланду. Сжав зубы, она отвергала еду, когда Элизабет пыталась насильно накормить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101