Тот ничего не ответил, и тогда Дини чуточку отстранилась и взглянула ему в лицо. Оно поразило ее своим одухотворенным, почти молитвенным, но и суровым выражением. Его глаза были устремлены в только одному ему известные дали. Впрочем, через мгновение он посмотрел на нее с нежностью.
– Пора присоединиться к гуляющим, – пробормотал он и нагнулся, чтобы поднять бутылку. Он подержал ее некоторое время против света и заметил, как на землю просыпалось несколько розовых лепестков. – Кстати, – добавил он, – на тот случай, если нам не удастся переговорить наедине, неплохо бы условиться о времени встречи в лабиринте. Шесть часов сегодня вечером, к примеру. Подходит?
Дини попыталась подавить дрожь.
– Тебе холодно? – спросил Кит, подавая ей руку.
– Да, – ответила она невыразительным голосом. – Меня трясет с того самого момента, как я здесь оказалась.
– Что ж, вполне достойное объяснение.
Они с Китом вышли из лабиринта. И в самом деле было прохладно, а солнце пока было недостаточно жарким, чтобы нагреть воздух. Кит снова заговорил в самое ее ухо:
– Мы находимся в последнем веке ледяной эры…
– Ты, наверное, шутишь.
– Ничуть. Здесь на десять или двенадцать градусов холоднее, чем в двадцатом веке. Ты разве сама не заметила?
– А мне казалось, холодно оттого, что кругом одни камни…
Он усмехнулся:
– Само собой, от этого тепла не прибавляется. Герцог Саффолк призывно замахал рукой, увидев их.
Он стоял, окруженный группой молодых людей.
– Вот ты где, Гамильтон! Иди-ка сюда, попробуй скрестить свой меч с оружием Суррея.
Кит поднял руку, давая тем самым понять, что через минуту будет в распоряжении Саффолка.
– Итак, в шесть.
Он пристально взглянул ей в глаза.
– В шесть часов, – послушно подтвердила Дини.
– Эй, Гамильтон!
Кит поднял голову на крик и успел поймать левой рукой меч, который ему бросил Суррей.
Правой он передал Дини бутылочку с совсем уже увядшими цветами. Потом провел ладонью ей по щеке.
– Запомни, в шесть, – негромко повторил он, поворачиваясь, чтобы идти.
– Что делать с бутылкой? – прошептала она ему в спину, глядя, как темные локоны упруго подрагивают при ходьбе.
Кит остановился и медленно обернулся:
– Бутылку, разумеется, захвати с собой. Но не это главное. Береги себя, Дини, слышишь? Береги себя!
Король старался изо всех сил произвести впечатление на мистрис Дини в своем музыкальном салоне.
– Вот клавикорд, – торжественно объявил он, простирая над клавишами крупные руки.
Он заиграл свою любимую мелодию, стараясь, чтобы каждая нота как можно дольше звенела в воздухе. Наконец взмахнул руками и обрушил на слушателей аккорд, не сводя блестящих глаз с новой придворной дамы Анны Клевской. Девушка сидела в кресле у окна, положив руки на цыганскую гитару Гамильтона.
До чего же она хороша! И волосы тоже красивы – с золотистой искрой в каштановых локонах. Солнце садилось, и дневные краски расплывались, становились мягче. Однако у этой женщины дурная привычка посматривать в окно. Его величество хотел, чтобы внимание красавицы было сосредоточено исключительно на королевских достоинствах.
Она пришла сюда сама, по доброй воле, после того как во дворце завершилась дневная трапеза. Как обычно, она сидела за столом рядом с Гамильтоном и, как обычно, получала удовольствие от общения с кузеном. Впрочем, такого рода отношения были распространенным явлением среди близких родственников. Когда все насытились, стало заметно, что Гамильтону вовсе не хочется покидать кузину, хотя остальные дамы уже разбрелись по своим покоям на отдых.
– Вам это нравится, мистрис? – Король повторил несколько последних аккордов.
– Извините, я не расслышала, – сказала Дини, которую его голос вывел из глубочайшей задумчивости.
Генрих Великолепный закусил губу, неприятно удивленный подобным невниманием. Король, надо сказать, потрудился над своей внешностью, прежде чем заманить Дини в музыкальную комнату. Рыжая борода была аккуратно подстрижена, как и волосы, выглядывавшие из-под берета. Генрих не любил стричься, поскольку знал, что лысеет. По этой же причине он почти всегда находился в головном уборе – даже тогда, когда над его головой трудился цирюльник. Его величество не считал нужным, чтобы о его недостатке было известно какому-то презренному брадобрею.
– Музыка, мистрис Дини, – повторил Генрих. – Вам нравится эта музыка?
– Она просто великолепна, ваше величество. Король подавил в себе желание выругаться. Вместо этого он ослепительно улыбнулся. Генрих гордился своими зубами, поскольку считал, что они для его возраста сохранились великолепно.
Закончив играть, король с удовольствием посмотрел на свои пухлые, но очень подвижные пальцы.
– Эту вещицу я написал сам, – произнес он не без гордости.
– Правда? – с удивлением подняла на него глаза Дини, и Генрих понял, что в эту минуту ее интерес был самым неподдельным.
– Да, этот пустячок у меня получился. – С этими словами король встал и приблизился к девушке. – А теперь, мистрис Дини, настала ваша очередь усладить наш слух. Сыграйте нам что-нибудь из своих сочинений.
– Разумеется, ваше величество… – Дини попыталась улыбнуться.
Она не знала точно, который час, но хорошо понимала, что время близится к шести. Ей придется еще бежать к себе в спальню, чтобы взять бутылочку и встретиться с Китом вовремя. Тем не менее она взяла гитару, чтобы сыграть королю хоть какой-нибудь пустячок. Повелители не любят, когда подданные противятся их желаниям.
– Мистрис Дини, – заговорил тем временем Генрих на удивление мягко и проникновенно, – что вас тревожит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119