Герцога Гамильтона удивить чем-либо было трудно.
Тем не менее та легкость, с которой Дини запоминала имена, титулы и положение некоторых придворных при дворе, а также формы вежливого обращения, вызывали у герцога законную гордость.
– Ничего особенного, Кит, – заявила она ему как-то раз и завела руку за спину, чтобы ослабить шнуровку. Эти шнуровки располагались по всей длине спинки, и Кит сказал ей, что священнослужители именуют их «дорогой в ад». – Я принимала участие в таком количестве званых обедов и концертов в Нэшвилле, что могу запоминать имена и титулы даже во сне. Я, к примеру, могу сообщить вам, как зовут любого продюсера, его жену или любовницу, марку автомобиля, на котором он ездит, и в какую церковь ходит. Такая информация иногда дорогого стоит.
– Кому как. У меня, например, на это ушли годы. Позволь, я помогу тебе. – Кит отвел девушку к чудовищных размеров комоду, стоявшему в коридоре. Ловкими, умелыми пальцами он расслабил шнуровку, но так, чтобы ее было легко затянуть снова. – Так лучше?
Она вздохнула:
– Спрашиваете… Если бы мне еще удалось избавиться от этого проклятого корсета…
– Помилуй, кузина. Ведь не я являюсь законодателем мод.
Прикрыв глаза, Дини глубоко вздохнула и потерла шею забинтованной рукой, которую поранила при знакомстве с мечом Кита. Он наблюдал, как при этом движении поднялись под темно-зеленым бархатом ее груди. Вышитая верхняя часть корсета чуть виднелась из-за корсажа и гармонировала с рукавами, подвязанными шнуровкой у плеч и украшенными точно такой же вышивкой голубого шелка. На голове Дини красовался французский шиньон на каркасе, так называемый «круглый», а с плеч свешивался пресловутый шлейф. Даже столь вычурный наряд при дворе считался слишком простым, и носить его могла только женщина такой удивительной красоты, как уэльская кузина, то есть Дини.
– Не знаю, слышите ли вы, но мне кажется, что собаки подняли лай. – Дини распахнула веки и улыбнулась кончиками губ.
– Собаки? Ничего не слышу.
– Я говорю «собаки лают», когда у меня начинает ныть нога. Каменные полы в замке ничуть не лучше, чем асфальт в разгар лета в Нэшвилле. Только здесь полы ледяные, а асфальт у нас раскален не хуже лавы.
Мимо них промелькнула группка придворных, интимная беседа прекратилась. Дини все время удивлялась тому, насколько густо населен замок Хемптон-Корт. В каждой нише скрывалось спальное место одного из придворных, в каждом кресле ютилось по одному, а то и по два искателя королевских милостей.
Сборище при дворе и в самом деле было чрезвычайно пестрым. Придворные и гости изъяснялись на всех мыслимых языках и носили одежды, говорившие об их принадлежности ко множеству европейских народов. Более всего Дини поразил своей внешностью человек с прической, как у Мо Ховарда и с растрепанной дикой бородой. Хотя его одежда и отличалась роскошью, но она вся была в пятнах краски – красной, синей и пронзительно-желтой. Глаза человека смотрели на людей странным, остановившимся взглядом. Пожалуй, этот придворный был единственным, кого Кит по-настоящему недолюбливал.
– Он пользуется исключительным расположением короля за свои художественные таланты, но я ему не особенно доверяю, – произнес Кристофер, прижимая Дини к себе, чтобы освободить проход для этого господина, мчавшегося, не обращая внимания на окружающих, по направлению к королевскому кабинету. – Он немец, художник, его имя Ганс Гольбейн.
– А вас он когда-нибудь рисовал? – полюбопытствовала Дини, наблюдая, как человек, только что чрезвычайно быстро передвигавшийся, вдруг замер перед дверью, к которой стремился всем своим существом, вскинул вверх руки в немом жесте отчаяния и, повернувшись, помчался назад той же дорогой, едва не сбив ее с ног.
– Нет, – с раздражением в голосе произнес Кит. – У него, когда он работает, постоянно бурчит в животе, а я этого терпеть не могу.
Девушка взглянула на свои руки и заметила, что машинально сжала их в кулаки.
– Догадываюсь, насколько вас может временами раздражать моя глупая болтовня.
Она вовсе не напрашивалась на комплимент и не знала даже, расслышал ли ее слова Кит, когда почувствовала, как его сильная рука легла ей на плечо.
– Ничего подобного, Дини. Для меня твой голос звучит как музыка.
Она внимательно посмотрела на него, желая убедиться, что герцог говорит серьезно, но прежде, чем успела что-либо произнести, он поцеловал ее в лоб.
– Позволь, я покажу тебе музыкальную комнату. Возможно, кое-какие инструменты тебе понравятся.
Приобняв Дини за талию, Кит повел ее по нескончаемо длинным коридорам. По пути он здоровался с придворными и давал короткую характеристику каждому из встреченных.
– Вот леди Коуэн, питает большую приязнь к собственному конюху… Этот джентльмен в туфлях на толстенных подошвах? Небезызвестный сэр Уильям Уэйд. Знаменит своей склонностью к льняным скатертям, кои с большим удовольствием ворует, где только возможно. Однажды ночью его застали в совершенно обнаженном виде с корзиной для грязного белья, которую он нежно прижимал к груди. Свою добычу он складывает в огромный комод из вишневого дерева. Правда, этот комод уже дважды обворовывали слуги. Трудно, знаешь ли, найти настоящего добропорядочного слугу в наше время.
– М-да. Значит, и здесь непросто обнаружить человека, на которого можно рассчитывать?
– Именно так. – Кит улыбнулся и, пропустив Дини вперед, вслед за ней вошел в музыкальную комнату.
Прошло несколько секунд, прежде чем глаза Дини привыкли к царившему здесь полумраку. Затем же, оглянувшись, она не смогла сдержать своего восхищения и вскрикнула от восторга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119