Да пошли они подальше, эти ее «Дженни говорит»!
— Уймись, — сухо заметил он.
— Я просто рассказываю, что говорит Дженни.
— Я все отлично понял, ясно? Дженни Джонс не нарушает обещаний.
Сжав губы, Тай смотрел на заходящее солнце. В будущем надо хорошенько обдумывать, что и как говорить. Ясно, что дети любое слово принимают за чистую монету.
Он все еще размышлял над всем этим, когда они остановились, чтобы разбить лагерь на ночь. Тай механически делал все, что нужно, — привязывал и поил лошадей, выкапывал в земле очаг и доставал провизию, но его не оставляла мысль — как ускорить их продвижение?
— Я могу набрать воды в кофейник, — сказала Грасиела.
— Я сам, — с отсутствующим видом возразил он. «Не хватало еще, чтобы она упала в ручей». Вернувшись от ручья, Тай увидел, что Грасиела расстелила одеяла.
— Я могу повесить кофейник над огнем.
— Я уже повесил.
Она надула губы, уселась на положенное на землю седло и сложила руки на коленях.
— Я не умею готовить, — сообщила она, глядя, как он достает кастрюльку с длинной ручкой. — Ты меня научишь?
Черта с два он подпустит ее близко к огню!
— Разве тебе надо учиться готовить? Тай накрошил вареное мясо ножом, добавил сушеного лука и завернул эту смесь в лепешки, которые уложил потом в кастрюлю и поставил подогреть. Нарезал еще мяса.
— Дженни говорит, я уже должна была научиться готовить.
Тай поглядел на Грасиелу поверх языков пламени, лижущих дно кофейника.
— Ты все время заявляешь, что ненавидишь Дженни Джонс, а сама то и дело повторяешь ее слова. По-моему, она тебе нравится.
— Ничего подобного. Она не леди. У нее волосы между ног. — Грасиелу передернуло. — Ты не считаешь, что это безобразно?
Тай замер, и лепешка упала из онемевших пальцев в грязь. Он наклонил голову, посмотрел на лепешку, нарочито медленно поднял ее и отряхнул налипший песок. Потом неестественно откашлялся.
Ему до смерти хотелось оказаться в любом другом месте на земле, только не здесь с этим ребенком. Сидел и молча ругал Роберта, уговорившего его пуститься в это путешествие. Ругал Маргариту за то, что она забеременела. Ругал себя за только что обнаруженную способность смущаться, о существовании которой до сих пор не подозревал.
— Дженни говорит, что у всех женщин между ног растут волосы, — продолжала Грасиела, высоко вздернутые брови которой выражали величайшее недоверие. — Ведь это неправда?
О Господи! Его просто корчило! В последний раз он испытывал такое ощущение очень давно — в школьные годы. Тай поднес близко к глазам свой нож и принялся рассматривать лезвие.
— Это ведь ты, кажется, говорила, что Дженни никогда не лжет?
А ведь на ноже зазубринка, он раньше не замечал. Надо будет сточить ее.
Грасиела испустила тяжелый вздох, плечи ее опустились, и она уставилась на кончики ног.
— Значит, это правда, — очень грустно произнесла она. — Но я вовсе не собираюсь отпускать волосы у себя между ног.
Тай умирал, просто умирал. Когда ему показалось, что он уже может что-то выговорить, он с натугой прочистил горло и сказал не своим голосом:
— Вот эти две уже горячие. Возьми себе тарелку. Мысли его отказывались повиноваться. Видение обнаженной Дженни… Он, черт возьми, прямо-таки видит пушистый треугольник, такой же рыжий, как языки пламени, пляшущие в костре.
— Послушай, — заговорил он, стараясь отогнать от себя картину, которую мужчине не пристало воображать в присутствии невинного ребенка, — как нам быть с лошадью, мы с тобой решим завтра, хорошо? Нам, понимаешь ли, надо поторапливаться. Будем ехать то шагом, то рысью, то шагом, то рысью, пока ты не привыкнешь.
Тай знавал рыжеволосую шлюху в Сан-Франциско. Кожа у нее была белая, как молоко, а там, внизу, — язычок пламени. Бог мой, нельзя же думать о таких вещах в присутствии малолетней племянницы! Да что же он за человек? Слегка вспотев и стараясь сосредоточиться на завтрашнем пути, он налил чашку кофе и наблюдал за тем, как Грасиела ест.
— Дядя Тай!
— Что?
— Я говорила, что умею мыть тарелки? Дженни показала мне, как это делать. Ты чистишь их песком, а потом вытираешь мокрым полотенцем.
— Замечательно, — сказал Тай, уставившись на огонь и гадая, белая ли кожа у Дженни Джонс и как выглядит рыжий треугольничек там, внизу.
— Я устала. Я хочу лечь спать. — Тай не отозвался на эти слова, и тогда Грасиела заговорила погромче: — Ты должен отвернуться, тогда я разденусь и надену ночную рубашку.
Он повернулся так быстро, что кофе выплеснулся из чашки. К черту Роберта! Это брату следовало находиться здесь, а вовсе не ему. Роберт вполне мог подождать, пока утвердят завещание отца. Несколько месяцев не составили бы особой разницы.
— Я готова прочитать молитвы.
— Очень хорошо. А что я должен делать?
Он осторожно повернулся и увидел, что она стоит на коленях возле разостланной постели, одетая в белую кружевную ночную рубашку.
— Тебе тоже надо опуститься на колени и слушать.
— Это я могу.
Тай решил, что послушать молитвы ему не вредно. Может, даже полезно для успокоения грешных мыслей. И все же хорошо, что никто не увидит, как он опускается на колени.
— Сложи руки вот так.
Тай опустился коленями на твердую землю и глянул в темноту.
— Давай-ка читай твои молитвы.
Грасиела прочитала «Отче наш», потом попросила Бога благословить порядочно народу. Поучительно было узнать, как много кузенов в семье Барранкас. Интересно, сколько из них приняли участие в поисках Грасиелы?
Помолчав, девочка приоткрыла один глаз.
— Я не знаю, что мне сказать о Дженни. Она уехала, поэтому я думаю, что не должна больше просить Бога убить ее, но она все равно заслуживает наказания за то, что убила мою маму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100