Если бы добрый волшебник пообещал Алекс исполнить ее самое заветное желание, она попросила бы, чтобы эти минуты в объятиях Джона длились вечно.
— Я был капитаном в армии Конфедерации, — проговорил он наконец. — Хирургом.
По-прежнему обнимая Алекс, Джон рассказывал ей о своей прежней жизни, о том, как жил до войны, и о том, какие ужасы ему довелось увидеть впоследствии. Он поведал ей и об отчаянии, которое овладевало им, когда он понимал, что не в силах спасти раненых с простреленной грудью или раздробленными конечностями. Джон говорил о том, что принял плен едва ли не с радостью, принял как избавление. Он рассказал и о своей жизни в плену, и об испытаниях, выпавших на его долю.
Когда Джон вернулся к себе в Атланту, он уже повредился рассудком, но и здесь ему не суждено было обрести душевный покой: от дома ничего не осталось, кроме фундамента.
— Ты был женат? — спросила Алекс; это были первые слова, произнесенные ею за последний час.
— Элизабет умерла до войны, — сказал он, поглаживая Алекс по голове. — Мой сын и родители умерли в ту ночь, когда горела Атланта.
— Это ужасно… — прошептала Алекс.
Теперь она понимала, почему Джон предпочел прерии человеческому жилью, а общество лонгхорнов — обществу людей.
Джон сел и потянулся к корзине, стоявшей рядом с одеялом. Предложив Алекс слив и воды из кувшина, он улыбнулся:
— Не самое шикарное угощение, но в данной ситуации это лучшее, что я могу предложить.
Алекс засмеялась и тоже села, с удивлением отметив, что ни нагота Джона, ни ее собственная уже не смущают ее. Прежде она и предположить не могла бы, что такое будет возможно.
— Зато я принес тебе подарок.
— Подарок? — удивилась Алекс.
Джон взял продолговатый сверток, который Алекс давно уже заметила.
— Весь лагерь принял участие в изготовлении этой вещи. Дэл купил древесину пекана. Фредди вырезала кусок парусины из палатки. Лес нашла ватин в повозке Уорда. Грейди изготовил кожаные ремешки. Я работал резцом. И все помогали мне с полировкой, в том числе и Лутер.
Алекс в замешательстве смотрела на сверток. Слива выскользнула из ее пальцев. Она вцепилась в одеяло обеими руками, и лицо ее исказилось гримасой отвращения.
Джон между тем развязал бечеву и развернул ткань. В лунном свете поблескивала отполированная деревянная нога, изделие, являвшееся в каком-то смысле произведением искусства. Но именно потому, что протез был удивительно похож на настоящую ногу, он казался еще омерзительнее. Джон, блестящий знаток анатомии, сумел создать почти точную копию ноги Алекс. Но даже он не мог вдохнуть жизнь в эту ногу. Алекс вдруг вспомнила рассказ Джона о работе полевого хирурга: этот жуткий протез напоминал отрезанную ногу — мертвую часть человеческого тела. Сверху, в том месте, где это чудовищное изделие должно было соприкасаться с культей, Джон приладил набитый ватином парусиновый колпачок и кожаные ремни, позволявшие надежно закрепить протез.
Алекс попыталась отодвинуться. Она смотрела на протез так, будто перед ней была змея.
Джон взял ее за руки — они стали ледяными.
— Алекс, пожалуйста, выслушай меня!
Лицо ее сделалось пепельно-серым, губы подрагивали. Она вырвалась и зажала ладонями уши.
— Я мог бы сто раз повторить тебе, что ты не виновата в смерти Пайтона, но ты мне все равно не поверишь. Поэтому я тебе вот что скажу… Как бы ни умер Пайтон и по каким бы причинам ни наступила его смерть, ты себя и так достаточно наказала. Что бы ты теперь ни делала, ничего уже нельзя изменить. Ты можешь приговорить себя к креслу-каталке и отгородиться от мира. Можешь лишить себя самых элементарных удобств и душевного покоя. Но ради чего, Алекс? Ведь его все равно не вернешь! Что с того, что ты приговоришь себя к жалкой участи человека, неспособного без посторонней помощи обслужить себя? Пайтон не воскреснет из мертвых.
— Он был бы жив, если бы не я!
— Пришло время простить себя и жить дальше. Неужели Пайтон хотел бы, чтобы ты наказывала себя всю оставшуюся жизнь? Неужели таким он был? Я не поверю, Алекс, что ты могла выйти замуж за подобного человека.
Алекс всегда считала Пайтона эгоистичным и злопамятным. Такой же считала и себя. Странно, что сейчас она научилась прощать других, но так и не смогла научиться прощать себя. И никогда не научится.
— Я не могу, — прошептала она, с ужасом глядя на деревянную ногу. — Прости, я просто… Я не могу!
Джон снова взял ее за руки.
— Алекс, умоляю тебя, оставь прошлое в прошлом. Ты действительно считаешь, что из-за нелепой череды случайностей должна обрекать себя на самоистязание длиною в жизнь? Ты полагаешь, что раз Господь не взял тебя к себе в ту ночь, то он приговорил тебя к жизни, которая хуже смерти? Или ты считаешь себя выше Господа Бога?
— Я не хочу об этом говорить! — Алекс высвободила свои руки.
— Я люблю женщину, у которой хватило мужества, чтобы не отвернуться от бегущих на нее быков. Я люблю женщину, у которой хватает характера всякий раз подниматься после падений и молча делать свое дело. Я люблю женщину, которая управляет упрямыми мулами и отбивается от змей. Именно с такой женщиной я хочу связать свою жизнь. Но не с той, которая собирается вернуться в инвалидное кресло, как только закончится перегон.
— Ты не понимаешь… Никто меня не понимает!
Алекс поспешно оделась. Дрожащими руками застегнула пуговицы. Она так ждала, когда Джон заговорит, сотни раз представляла его голос, но теперь, когда чудо свершилось, хотела лишь одного: не слышать его слов, укрыться где-нибудь. Эта потребность была столь велика, что она сама поползла бы к креслу. Но тут Джон встал, натянул штаны и подкатил к ней каталку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133