Конечно, ее попытки навести чистоту были, в общем, бесполезны – в доме мог бы прибираться целый полк женщин, но грязь, въевшаяся в пол, все равно осталась бы там, – просто у Мэри вошло в привычку непрерывно что-то делать, чтобы занять руки.
Мэри казалось, что все шесть лет, пока она была замужем за Квинтом, она только и делала, что наводила чистоту и стряпала – когда было что стряпать, – да еще делала все, что было в ее силах, для Ханны. Она вышла за Квинта, чтобы дать отца своей дочери. Он оказался прекрасным отцом – продал свою дочь чуть ли не в рабство!
Она резко одернула себя. Не свою дочь, Иисусе сладчайший, нет, Ханна не дочь Квинту!
И тогда мысли Мэри, как это часто случалось в последнее время, устремились в прошлое.
Ханна была незаконнорожденной. Мэри не состояла в браке с Робертом Маккембриджем, хотя любила его отчаянно, а он – ее, Роберт упорно отказывался сделать ее своей законной супругой. Он был сыном шотландца, владельца плантаций в Южной Каролине, и рабыни. Свободу получил после смерти матери. Вообще-то его мать не являлась чистокровной африканкой, ее отец – белый, поэтому Роберт был квартероном – то есть человеком, в жилах которого текла лишь четверть негритянской крови. Хотя кожа у него была оливкового цвета, он унаследовал от отца аристократические черты лица и вполне мог сойти за испанца, если его не рассматривать слишком внимательно. Но плантаторы хорошо знали друг друга, и многим было известно, кто такой Роберт. Для чернокожего и для мулата женитьба на белой женщине означает вечное изгнание из колоний – то есть из британских колоний, впоследствии образовавших тринадцать штатов, вошедших в Соединенные Штаты Америки. Случалось, что обоих приговаривали к повешению. По этой причине Роберт и отказывался жениться на Мэри.
Они переехали на север, к самой границе Виргинии, где их никто не знал, и нашли там маленькую заброшенную ферму с полуразвалившимся домишком. Роберт стал обустраивать хозяйство…
То было трудное время, денег – в обрез, еды не хватало, и все же они чувствовали себя счастливыми. Через год родилась Ханна, и Мэри была на седьмом небе от переполнявших ее чувств. Она была так счастлива, что иногда даже забывала: живет с мужем во грехе, не венчанная.
Роберт обожал Ханну, отец и дочь не разлучались. Едва начав ходить, девочка повсюду следовала за отцом. Семья жила очень уединенно – соседей поблизости не было, – и Роберт всегда один отправлялся в маленький городок, расположенный в двадцати милях от фермы, когда нужно было что-то купить. И Мэри, и Роберт понимали, что в их положении будет ошибкой заводить друзей, к какой бы расе они ни принадлежали.
По иронии судьбы Роберта убил негр, а не белый. Однажды поздно ночью на их хижину набрел какой-то беглый раб с плантаций Маккембриджа. Он был серьезно ранен и просто умирал от голода. Они взяли его к себе, выходили, даже спрятали однажды, когда поблизости появились охотники за беглыми рабами. Этот раб по имени Исайя был их гостем в течение нескольких недель; они делили с ним свою скудную пищу и бедный кров.
Оправившись, Исайя начал поглядывать на Мэри. Это не укрылось от нее, и она стала как можно реже попадаться ему на глаза. Роберт, вероятно, не замечал, что происходит, а Мэри не решалась сказать ему – мягкий по натуре, в гневе Роберт был ужасен.
И вот однажды под вечер, когда Роберт работал в поло, а восьмилетняя Ханна играла поодаль, беглый раб набросился на Мэри, повалил ее на пол и задрал юбку. Мэри сопротивлялась, и тогда он сильно ударил ее по лицу. Она чуть не потеряла сознание, но, придя в себя, увидела, что он уже спустил штаны, собираясь ее изнасиловать. Отчаянные крики Мэри сотрясали маленькую хижину.
Потом она увидела, что Исайя отскочил от нее, словно ей на помощь явился ангел-хранитель.
Она села. В дверях стоял Роберт. Его смуглое лицо было исполнено ярости, глаза метали молнии. Этот молчаливейший из всех людей, этот человек, который ни разу не ударил ее и редко повышал голос, теперь казался воплощением гнева.
Он заговорил, и голос его был подобен грому. А Мэри, осознав, что происходит, посмотрела в угол, куда Роберт отшвырнул Исайю, словно тот был мешком с зерном.
– Ты, называющий себя Исайей, пришел к нам почти умирающим. Мы приютили тебя, накормили, лечили твои раны. Мы приняли тебя как брата, а ты отплатил тем, что напал на мою жену!
Исайя медленно поднялся и натянул штаны.
– Твою жену! Твою бабу, ты хочешь сказать, твою белую бабу! – Чернокожий ухмыльнулся. – Ты знать, что говорить белые? Если белая баба спать с ниггером, она тоже ниггер. А если в тебе течь белая кровь, сквайр Маккембридж, это тебя не спасать. Ты все равно ниггер. Ниггер, так кто же тогда она?
Роберт шагнул к нему, дрожа от ярости.
– Я убью тебя за эти слова, Исайя.
– Ты никого не убить, ниггер.
Исайя выхватил нож, нож Мэри для разделки мяса, который зловеще блеснул в его руке.
«Он, наверное, давно спрятал его где-то на себе», – мелькнула мысль у Мэри, а потом она выкрикнула имя Роберта, потому что Исайя двинулся вперед, угрожающе покачиваясь.
Роберт стоял в небрежной позе, на изготовку, сжав кулаки. Внезапно оба они устремились друг к другу с быстротой дерущихся котов. Стены хибарки содрогнулись. Роберт своей огромной рукой обхватил руку негра с ножом. Мужчины боролись, натыкаясь на мебель, опрокидывая ее. Мэри стояла, вжавшись в стену, исполненная страха и тревоги за Роберта. Он был крупнее, чем Исайя, но Исайя – моложе и проворнее.
Все происходило в напряженном молчании. Вдруг Исайя ударил коленом в пах Роберту. Тот вскрикнул от боли, пальцы его, сжимавшие запястье Исайи, разжались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128