Мария вздохнула. Ладно, она будет искать, а пока у нее и дома дел хватает. Только вот мать может решить, что помощь дочери по дому незаменима, и будет изо всех сил стараться привязать Марию к своей юбке.
Ну вот! Стол накрыт, братья скоро придут. Она вспомнила о споре, который произошел за завтраком. Говорили о том же, о чем говорили уже много месяцев, – о долгожданной войне с Испанией за независимость Кубы. Оба брата Марии состояли в так называемом «Кубинском клубе», СК («Свободу Кубе!»), и оба они, как знала Мария, отдавали десятую часть своего заработка фонду, средства которого в основном шли на закупку оружия для кубинских повстанцев.
Феликс Мендес не одобрял поведения своих сыновей. Не потому, что не сочувствовал борьбе кубинцев за свободу, а потому, что теперь он был гражданином Соединенных Штатов и считал себя прежде всего американцем. Как истинный американец, Феликс полагал, что должен тратить свои деньги и усилия, дабы помочь себе и своей семье усвоить американский образ жизни. Дискуссии, происходившие за завтраком, порой становились жаркими, старшие сыновья и Феликс начинали стучать по столу, чтобы доказать свою правоту, и возвышали голоса, чтобы перекричать противную сторону.
Инес, Мария и Пауло не принимали участия в этих диспутах; Пауло был еще слишком молод, Мария попросту понимала всю бесполезность подобных споров, а Инес не вмешивалась потому, что разрывалась между верностью мужу и согласием со взглядами сыновей.
Во всяком случае, созданию мирной атмосферы за столом эти споры не содействовали, и Мария уже начала побаиваться утренних трапез, этого недолгого времени, когда вся семья собиралась вместе.
А теперь нужно приготовить следующую трапезу, а когда она окончится, надо будет прибраться и кое-что почистить, а потом, позже, готовить ужин, а потом до самого сна делать будет совершенно нечего. Еще один обыкновенный день. Еще один скучный день. Марии казалось, что на дворе самая долгая, самая скучная весна, какую она помнит.
Джессика в своей комнате переодевалась к ужину в чистое платье, когда услышала, что входная дверь хлопнула непривычно громко.
Кто бы это мог так хлопнуть дверью, мелькнуло у нее в голове; но по-настоящему любопытно ей стало только тогда, когда она услышала, что обычно спокойный голос отца звучит громко и взволнованно. Что же такое случилось?
Девушка быстро застегнула пуговицы платья и пригладила волосы, а потом спустилась вниз по лестнице с быстротой, совершенно не приличествующей леди.
Отец был в столовой с матерью, и Джессика с удивлением увидела, что его обычно невозмутимое лицо раскраснелось от волнения. В руке отец держал лист желтоватой бумаги, которую, по-видимому, только что показывал жене.
Встревоженная, Джессика резко остановилась в дверях, устремив взгляд на родителей.
– Что такое, папа? Что случилось? – воскликнула она.
Анна Мэннинг, увидев, что дочь испугалась, поспешила успокоить ее:
– Дорогая, тебе не о чем беспокоиться. И нечего бояться.
Уингейт Мэннинг, овладев собой, заговорил:
– Прости, что напугал тебя, Джессика. Я только что говорил твоей матери, что сегодня мы получили сообщение: в Тампу направляются правительственные войска в количестве трех тысяч человек. Сюда командирован майор Дж. В. Поуп приготовить все к прибытию войск. Ты понимаешь, что это значит?
– Я полагаю, что это означает войну, – ответила Анна Мэннинг с неодобрением.
Уингейт Мэннинг посмотрел на жену и нахмурился.
– Это также означает оживление в делах, – сказал он подчеркнуто. – Большие дела ждут всех нас.
Джессику охватили разнообразные предчувствия. Возможно, это сообщение означает, что будет война с Испанией, и возможно, что ее отца ждут большие дела, но оно означает и еще кое-что: в Тампе наконец-то что-то произойдет, впервые за долгое время.
Глава 2
Сидя в головной части железнодорожного вагона, лейтенанты Прайс и Фишер были заняты игрой в покер на двоих, сопровождая ее хриплыми выкриками. Несмотря на эдикт лейтенант-полковника Рузвельта относительно пьянства и сурового наказания за него, оба они уже неплохо накачались, и карточная партия стремительно превращалась в шумную схватку. Лейтенант Нейл Дансер, сидевший тремя рядами дальше, размышлял, не обратиться ли к офицерам с увещеваниями, но пришел к выводу, что это только еще больше раззадорит их.
На соседнем с Нейлом сиденье храпел лейтенант Джон Кейдж. Его пухлые щеки покоились на двойном подбородке, а сплетенные короткие толстые пальцы были сложены на тугом, но весьма объемистом животе.
Нейлу стало противно, и он вздохнул. Как будто недостаточно жарищи, чая с виски, запаха блевотины! Господи, чего бы он не дал сейчас за возможность принять хорошую горячую ванну! Всего четыре дня он заточен в этом адском вагоне, а кажется, их прошло целых сорок! Слава Богу, вечером они прибывают в Тампу.
Поднявшись с места, Нейл, высокий молодой человек двадцати пяти лет, с короткими рыжими волосами и продолговатыми ярко-синими глазами, перешагнул через вытянутые ноги Кейджа и вышел в проход. Поезд шел на предельной скорости, вагон раскачивался и грохотал, и Нейлу пришлось хвататься за спинки сидений, чтобы не упасть.
На открытой площадке тамбура было полно людей, но Нейлу все же удалось выбраться на свежий воздух, и он встал рядом с одним из рядовых, кривоногим невысоким ковбоем. Лицо у того было обветрено всеми ветрами, а глаза светились умом. Ковбой ухмыльнулся и подмигнул Нейлу.
– Не могу отдать честь, сэр, – слишком уж плотно мы здесь упакованы. И кроме того, чертовски жарко.
Нейл кивнул.
– Ничего страшного, рядовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115