Соотношение смертей и ремиссий зависело
от везения да от профессионализма. “К этому нельзя привыкнуть”, –
когда-то говорил молодой еще, начинающий Ким, и его коллега, хирург –
золотые руки, щурил холодные внимательные глаза: “Можно. Надо”.
– Я тоже рад вас видеть, – сказал Ким. – Я тоже… Извините.
И поспешил прочь. Малодушно сбежал.
“Пандем…”
“Да, Ким”, – голос внутри головы.
“Ах, черт… Будь ты неладен…”
“Поверни налево в стеклянную дверь, там бутик, примерочная за желтой
занавеской, возьми любой свитер, спрячься в примерочной, поговорим…”
Тяжелая ткань закрылась, отрезая кабинку от пустынного отдела дорогой
одежды. В высоком зеркале Ким увидел свое незнакомое лицо – бледное, с
очень тонкими белыми губами; опустился на кожаный табурет, положил на
колени синий, как небо, свитер – на три размера меньше, чем мог бы на
себя натянуть.
…Мог ли он знать, что за дверью налево – этот самый бутик?
Теоретически – да… Знал, да забыл…
“Ты нервничаешь. Ты начинаешь в меня верить. Твое представление о
мире плывет”.
Голос Пандема звучал внутри головы. Ким снова посмотрел на себя в
зеркало, засмеялся – тихо, чтобы не смущать продавщиц. Боже мой, и это
мужчина, хирург…
“Это нормальная человеческая реакция, Ким. Под слоем твоего страха и
неверия имеется радость, естественное чувство при мысли о том, что
кто-то должен был умереть – но живет”.
“Пандем…”
“Хочешь, помогу тебе выбрать подарки сестрам?”
– Ты?! – спросил Ким слишком громко. Продавщица, шуршавшая
полиэтиленом неподалеку от примерочной, подозрительно притихла.
“Ну конечно, я. Чему удивляться?”
Сестра Кима Александра вышла замуж в шестнадцать лет и школу
заканчивала экстерном; по пятницам (и иногда по вторникам) замужняя
Сашка ходила в школу вместо сестры Леры – в пятницу были сдвоенные уроки
обожаемой Сашкиной литературы, а на вторник выпадала обычно сдача
физкультурных нормативов. Ким знал, что “литераторша” прекрасно
различала близнецов, зато “физкультурник” – нет.
Сашкин муж был старше ее на год и после школы поступил в военное
училище. Характер у него был чудовищный – в первые месяцы после
Сашкиного замужества Киму неоднократно случалось драться с будущим
офицером, разрывать с ним отношения навсегда и снова, стиснув зубы,
мириться. Алекс (а имена у юных супругов были одинаковые) будто поставил
себе целью делать все наоборот и вопреки; отец его, преуспевающий
адвокат, мостил сыну мягкую дорогу на юридический – тот с наслаждением
ослушался и пошел в казарму. Родители Кима переживали за дочь, родители
Алекса приходили извиняться за сына, сама Александра готова была
защищать мужа зубами и когтями (у Кима навсегда остался маленький шрам
на мизинце – сестра в пылу полемики укусила). Так миновал нервный год;
на втором курсе училища Алекс очень неудачно сломал ногу, был комиссован
и до сих пор слегка прихрамывал.
Со временем его характер немного выправился: оставаясь упрямым,
самоуверенным и желчным, Сашкин муж тем не менее обтесался и повзрослел.
Их с Кимом отношения, прежде не особенно теплые, теперь сделались если
не родственными, то по крайней мере товарищескими.
– О-о! Sister-in-law! O-o! My dear brother! Привет, красавцы! Ма-ама,
они явились уже! Ариночка, я бы сказала, что ты прекрасно выглядишь, но
боюсь, ты сочтешь это пошлым комплиментом, поэтому я промолчу, несмотря
на то что ты выглядишь потрясающе… Жрать у нас особенно нечего, вы же не
есть сюда пришли, а поздравлять именинниц и веселиться… Арина, есть
безалкогольное шампанское. Алекс, забери со стола эту селедку, весь дом
провонял, как затонувший сейнер… Нет, Ким, подарки спрячь пока, подарки
– за столом… Шурка, не вертись под ногами. Папа, забери Шурку, ну я
прошу, дай ему какую-нибудь железяку раскрутить… Например, приемник старый…
На втором курсе журфака Александра родила сына – без отрыва от учебы.
Младенца назвали не долго думая Александром; побывавший в
рюкзаке-“кенгурушнике” на многих зачетах и даже лекциях, Шурка получился
какой-то ненормально умный – уже в пять лет его отдали в школу для особо
одаренных детей, и он блистал там, решая уравнения. Правда, с виду в
Сашкином сыне никак нельзя было заподозрить “головастика” – здоровенный
и краснощекий, он уродился характером в мать, а значит, был шумный, не
очень аккуратный и чрезвычайно шкодный.
– Привет, дядь Ким! Привет, теть Арина! Этот – младенец – еще не
родился? А вы мне – это – его покажете, когда он?..
– Ну конечно, тебе – первому… Держи, – Арина сунула Шурке в руки
керамический домик-подсвечник.
– Спаси-ибо! Какой ка-айф!
У Шурки была одна очень милая черта – он искренне радовался любому
подарку вне зависимости от его цены и ценности.
– Поздравьте Лерку, – строго сказала Александра. – Она на кухне.
Ким взял второй букет цветов и по узкому, памятному с детства
коридору прошел на кухню. От плиты обернулась точная копия Александры –
такая же черноволосая, с высокими скулами, с насмешливыми черными
глазами женщина двадцати четырех – нет, уже двадцати пяти – лет от роду.
Валерия жила с родителями. Ни мужа, ни детей у нее не было.
“Пандем?”
“Да?”
Сашка обожала шумные праздники. Семейство сидело за большим столом –
Александра с мужем и сыном, Лерка, Ким, Арина, родители и четыре
Сашкиных подруги с двумя мужьями. Комната, не рассчитанная на такое
количество народа, казалась раздувшейся, как переполненный чемодан.
“Пандем?”
“Не шевели губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17