Этот ветер пробрал меня до
костей, пока я ходил справляться об ужине. Вернувшись, я застал хозяина в
той же позе и в том же состоянии духа.
- Нас накормят, - сообщил я, усаживаясь. Ларт отозвался невнятно.
Проследив за его неподвижным взглядом, я с трудом разглядел на темном
потолке толстого паука в паутине. Я не думал, что на корабле могут быть
пауки, но деловито осведомился:
- Убрать?
Ларт не ответил.
Некоторое время мы слушали завывания ветра и плеск воды за бортом.
- Значит, он передавал мне привет? - заговорил со мной Ларт впервые
за этот вечер.
- Горячий, - ответил я осторожно.
- А потом?
- Потом ушел.
- Далеко?
- Я не следил за ним, хозяин.
- И приключение тебе не понравилось?
- Никоим образом.
- Мне тоже, - буркнул он и повернулся лицом к стене.
Но на этот раз молчание длилось недолго.
- Предательство, - сказал Ларт в стену. - Предательство не прощается,
Дамир.
Мне вдруг стало жарко - показалось, что он намекает на меня. Я в
ужасе стал перебирать в уме свои дела и поступки, гадая, какой из них мог
рассердить Ларта, но тут он продолжил свою мысль и отвел от меня
подозрение:
- Руал Ильмарранен, - пробормотал он, обращаясь к пауку. - Двойное
предательство.
Я тихонько вздохнул с облегчением и тут же насторожился, догадавшись,
о ком идет речь.
- Да, - сказал Ларт, будто отвечая на мои мысли. - Марран.
И тут меня осенило: а я ведь его знал! Я делал первые шаги у Ларта на
службе, когда этот нахальный и самоуверенный субъект был, помнится, его
любимцем.
- Марран, - тем же отрешенным голосом продолжал Ларт. - Маг милостью
небесной. Со временем он перерос бы и Эста, да, возможно, и меня... Не
успел. Поторопился предать нас обоих. Наказание справедливо.
Он еще хотел что-то сказать, но тут снаружи послышались удивленные
крики. Я поспешил выбраться на палубу.
Был темный, беззвездный вечер, мы неслись на всех парусах, а над
нами, чуть не задевая за снасти, кружилась белая птица. Птица хрипло
кричала, попадая в мутный свет фонарей, а оказываясь в темноте, излучала
собственное слабое свечение. Матросы толпились на палубе, задрав головы.
Я быстро спустился в каюту:
- Хозяин, к вам пришли.
Как только Лартова голова показалась из дверного проема, птица камнем
кинулась вниз и мертвой хваткой вцепилась колдуну в плечо. Ларт
поморщился, а птица склонилась к его уху и с огромной скоростью
застрекотала некое сообщение. Выслушав несколько слов в ответ, она
захлопала крыльями, сорвалась с Лартова плеча и, уронив на палубу помет,
канула в темноту. Все свидетели диалога шумно перевели дыхание, а мой
хозяин молча вернулся в каюту.
...До поздней ночи я сидел в кубрике, ел до отвала, пил и делился
подробностями из жизни магов. Слушатели смотрели на меня с ужасом и
восторгом.
Пошатываясь и потирая живот, я едва добрался до каюты.
Лартов ужин, оставленный мною на столе, стоял нетронутый и давно
остыл. Свеча почти догорела.
Мой хозяин сидел на койке, подобрав под себя ноги. Рядом, ткнувшись
эфесом в подушку, лежала шпага.
Я остался стоять у двери, переступая с ноги на ногу.
- У нас перемены, - мрачно сообщил Ларт. - Мы меняем курс и завтра
высадимся на берег.

...Это было первое утро за последние три года.
Марран шел проселочной дорогой; ноги, особенно левая, слушались с
трудом. Дважды он упал - один раз очень сильно, поскользнувшись на
предательски подмерзшей за ночь лужице, и ссадил себе ладони и щеку.
Единственный человек, встретившийся Маррану по дороге, был пастушонок со
стадом овец; мальчишка, по-видимому, хотел что-то спросить у измученного
странника, но испугался и не спросил.
Первой радостью Руала на этом пути было солнце, пробившееся наконец
сквозь утренний туман.
Руал надеялся согреться с его появлением - и не согрелся. Ждал, когда
пройдет тошнотворная слабость - но она не проходила, а наоборот,
наваливалась все сильнее по мере того, как Руал уставал. А уставал он
быстро.
Впереди показался мостик, изогнутый, как дужка ведра, и такой же
тонкий. Ильмарранен решил отдохнуть, привалившись к удобным широким
перилам. Последние шаги оказались кошмаром.
Второй радостью Руала была минута, когда он повис-таки на перилах и
увидел внизу свое неясное отражение в темной бегущей воде.
Некоторое время он безучастно смотрел на себя-под-мостом, потом
водная гладь вздыбилась у него перед глазами - невыносимо закружилась
голова.
...Когда-то река была теплой, кристально чистой, и в самую темную
ночь он различал в потоке плывущую впереди серебряную форель.
Он и сам был форелью - крупной, грациозной рыбиной, и ему ничего не
стоило догнать ту, что плыла впереди.
Она уходила вперед, возвращалась, вставала поперек реки, кося на него
круглым и нежным глазом. Он проносился мимо нее, на миг ощутив
прикосновение ясной, теплой изнутри чешуи, и в восторге выпрыгивал из
воды, чтобы мгновенно увидеть звезды и поднять фонтан сверкающих в лунном
свете брызг.
Потом они ходили кругами, и круги эти все сужались, и плавники
становились руками, и не чешуи они касались, а влажной смуглой кожи, и
весь мир вздрагивал в объятьях счастливого Маррана...
А потом они с Ящерицей выбирались на берег, потрясенные, притихшие, и
жемчужные капли воды скатывались по обнаженным плечам и бедрам...
...Порыв ледяного ветра подернул воду рябью.

Под вечер мучительного бесконечного дня он увидел мельницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13