Она повторяла их, поддерживая голову Дэвида, когда его рвало на траву на вершине холма, а затем, взволнованно следуя за Камероном, который нес корчившегося в судорогах ребенка. Они прошли сквозь осуждающие взгляды Макданов, работавших во дворе замка, миновали огромный зал с застывшими от ужаса стариками и самодовольными Элспет и Ровеной, поднялись по ступенькам наверх и прошли по коридору в комнату мальчика. Там Камерон осторожно положил задыхающегося Дэвида на кровать, а затем беспомощно посмотрел на Гвендолин, как бы спрашивая, что делать дальше.
В этот момент содержимое желудка Дэвида изверглось наружу.
Когда приступ рвоты закончился, Гвендолин вымыла мальчика, с особой осторожностью проводя влажной губкой по его горячему, покрытому красными пятнами лицу. С помощью Кларинды она переодела его в чистую ночную рубашку и накрыла дрожащее тельце несколькими толстыми пледами. Затем Гвендолин развела огонь в очаге и заставила Дэвида выпить немного воды, беспокоясь, что он потерял слишком много жидкости. Все это время стоящая в коридоре Элспет громко рассуждала о том, что мальчику нужно пустить кровь, прежде чем яды, скопившиеся в больном теле ребенка, не убили его.
В минуту отчаяния Гвендолин была уже готова позволить ей сделать это – так сильно она хотела облегчить его страдания.
– Он умрет?
Голос был низким и странно отрешенным. Не выпуская руки Дэвида, Гвендолин поднялась со стула и взглянула в лицо Макдану:
– Нет, Макдан. Я не позволю ему умереть.
Он продолжал стоять в дверях; его красивое лицо застыло, превратившись в суровую, изрезанную глубокими морщинами маску. Наконец он медленно подошел к кровати, крепко сжав свои огромные кулаки, как человек, заставляющий себя взглянуть на то, что он вряд ли сможет вынести. Алекс окинул сына потерянным взглядом, отмечая бледную как мел кожу, уродливые красные пятна, покрывавшие его лицо, темные круги под глазами, глубоко ввалившиеся щеки. Дыхание Дэвида было слабым и поверхностным.
Несколько долгих мучительных секунд Алекс смотрел на сына, с трудом сдерживаясь, чтобы, рыдая, не броситься к нему на кровать. Если он позволит отчаянию завладеть им, то разум его рассыплется на кусочки, и на этот раз ему не удастся снова склеить эти осколки. Он сделал глубокий вдох, стараясь сдержать свои чувства и отвлечься от болезненного страха, сжимавшего его сердце. И среди душевных страданий ему удалось обнаружить искры ярости. Это чувство было темным и горьким, но давало ему что-то вроде опоры, и он ухватился за него, как тонущий за соломинку. Предыдущее погружение в бездну отчаяния научило его, что, направляя свой гнев на недоступный его власти объект, он не получит облегчения. Но в этот раз все было по-другому. Дэвид чуть не умер, потому что его опрометчиво извлекли из тепла и безопасности его комнаты и подвергли губительному воздействию свежего воздуха. За это ужасное преступление Гвендолин должна быть наказана.
– Ты пойдешь сейчас в мою комнату, – отрывисто приказал он. – Немедленно.
– Я… я не могу оставить Дэвида, – пробормотала Гвендолин, расстроенная внезапной переменой его поведения.
– Полагаю, сегодня ты уже достаточно сделала для моего сына, – с холодной насмешкой заметил Алекс. – С этого момента ты освобождаешься от своих обязанностей.
Элспет вошла в комнату. Через ее руку была небрежно перекинута покрытая пятнами крови тряпица, пальцы женщины сжимали потемневший нож и миску.
– Нет, – запротестовала Гвендолин, не отпуская худенькую руку Дэвида. – Ему нельзя пускать кровь, Элспет. Он и так потерял почти всю жидкость, которая была у него в организме. Кровопусканиями ты еще больше ослабишь его.
– Его тело хочет избавиться от переполняющих его ядов, – сказала Элспет. – Я должна очистить его, иначе мальчик умрет.
Решительным шагом она направилась к кровати.
– Нет! – Гвендолин с отчаянием посмотрела на Макдана. – Пожалуйста, Макдан… я знаю, что ты сердишься и что ты боишься за сына. С моей стороны было крайне неосторожно выносить его на улицу, и я ужасно сожалею об этом. Накажи меня так, как считаешь нужным, но, умоляю тебя, не позволяй Элспет отворять ему кровь! Это только повредит ему!
– Она лжет! – огрызнулась Элспет. – Она говорит все это, чтобы Дэвид продолжал мучиться.
– Ты не можешь в это верить, Макдан, – взмолилась Гвендолин дрожащим от волнения голосом. – Независимо от того, что ты и твои люди думаете обо мне, ты не можешь верить, что я намеренно причиню вред этому чудесному ребенку.
Алекс колебался. Он опять оказался в ужасном положении, когда нужно было принять решение: что лучше для стремительно ухудшающегося здоровья сына? Такое же решение он вынужден был принимать, когда умирала Флора. И в конечном счете он потерял ее. Изменилось бы что-нибудь, думал Алекс, отдай он предпочтение другим методам лечения? Если бы он остановил тех, кто разбирался в медицине лучше, чем он, и не позволил им непрерывно пускать Флоре кровь и поить самыми отвратительными зельями, которые только можно себе представить, заставлявшими ее тело корчиться от боли и спазмов рвоты и приводившими ее в полубессознательное состояние, когда она не узнавала своего собственного ребенка и человека, который любил ее больше жизни?
Он сглотнул, подавив рвущиеся наружу рыдания.
Гвендолин и Элспет в волнении смотрели на него, ожидая, какое он примет решение. Алекс закрыл глаза, отчаянно желая убежать от этого мгновения, от этой комнаты, от этой жизни, от этой страшной и невыносимой ответственности.
«Я не знаю, что делать. Как бы ты поступила на моем месте, Флора?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114