— Право, не знаю, — отозвалась она, надеясь, что ее голос звучит беспечно. — Очевидно, да.
— А ты когда-нибудь была влюблена, Женевьева? — спросила Шарлотта.
Женевьева беспомощно смотрела на нее, абсолютно не готовая к подобному вопросу.
— Конечно, была, — пришел ей на помощь Хейдон. — Ведь она любит всех вас.
— Это не одно и то же. — Джейми задумчиво наморщил маленький лобик. — Это не та любовь, которая заставляет женщину лежать голой перед мужчиной, как тех дам на картинах.
— Думаю, на сегодня мы достаточно обсудили обнаженных дам, — сказала Женевьева, отчаянно пытаясь переменить тему.
— Если бы вы не показывали им все эти непристойности, они бы о них не болтали, — упрекнула ее Юнис, внося в комнату блюдо с печеньем. — Поешьте лучше сладкого, ребятишки, и забудьте об этой чепухе.
Дети радостно окружили ее.
— Смотрите, не сбейте бедную Юнис с ног, — предупредила Дорин, входя в комнату вместе с Оливером.
— Святые угодники, вы ведете себя так, словно не ели с утра, — заворчал Оливер. — Разве мисс Женевьева не водила вас пить чай?
— Это было уже давно, — возразил Джейми.
— Я выпила всего одну чашку, — сказала Грейс.
— А я отдала Саймону мою вторую лепешку, — добавила Шарлотта.
— К тому же лепешки были очень маленькие, — заметил Саймон.
— И смородины в них почти не было, — подытожила Аннабелл.
— Ну, детки, вечером у нас будет жареная треска и вкусный ливер с картошкой и горохом, так что вы сможете набить животы, — сказала Юнис, опуская блюдо пониже, чтобы детям было удобно брать печенье. — Конечно, если его светлость не съест все это, прежде чем Дорин подаст обед на стол — у него такой аппетит, что, похоже, нам скоро придется прятать от него мебель.
— Вообще-то и табурет может оказаться довольно вкусным, — задумчиво промолвил Хейдон, — если к нему добавить превосходной подливы, что готовит Юнис.
Дети разразились смехом.
— Прошу прощения, мисс Макфейл. Мы не собирались вам мешать.
Веселье, наполнявшее комнату, тотчас испарилось. Все испуганно посмотрели на констебля Драммонда, начальника тюрьмы Томпсона и графа Чарлза Линтона, бывшего жениха Женевьевы, которые стояли в дверях гостиной.
— Дверь была приоткрыта, и никто не слышал нашего стука, — не без смущения объяснил Томпсон.
— А я заверил начальника тюрьмы и констебля, что вы не будете возражать, если мы войдем, — спокойно добавил Чарлз.
Устремленный на Женевьеву взгляд красивого светловолосого графа был высокомерным и слегка обиженным, как будто зрелище хозяйки дома, смеющейся с детьми и слугами, казалось ему предосудительным. Он был одет по самой последней моде в изысканно скроенный черный сюртук, клетчатые брюки в обтяжку и отполированные до блеска коричневые ботинки. Поверх этого ансамбля на нем было тяжелое черное пальто из шотландской овечьей шерсти с бархатными отворотами. К тридцати восьми годам начали сказываться последствия чрезмерно обильного питания — граф изрядно растолстел в талии и бедрах, а золотистые волосы стали редеть на макушке.
Окинув критическим взором Женевьеву, граф скользнул глазами по детям и слугам и наконец посмотрел на Хейдона, которого уже пожирал хищным взглядом констебль Драммонд.
Хейдон понял, что это конец, и его сердце мучительно сжалось. Бежать он не мог. Даже если бы путь к двери был открыт, он ни за что не оставил бы Женевьеву и детей на милость этих блюстителей закона. Темные волны отчаяния захлестывали его. Хейдон с горечью спрашивал себя, зачем бог дал ему эту краткую отсрочку? Почему он продлил его мучения, позволив ощутить мимолетный вкус свободы только для того, чтобы отнять ее так безжалостно вместе с самой жизнью?
«Потому что грехи твои очень велики», — мрачно напомнил себе Хейдон. Он убил человека, защищаясь, но длинный перечень других прегрешений лишал его надежды на прощение. Самым худшим из них был отказ от дочери, Эммалайн. Он поступил с ней так, что теперь не имел ни малейшего права на милосердие.
Лучше покинуть этот дом спокойно, не устраивая сцен.
Хейдон посмотрел на замершую неподвижно Женевьеву; в ее блестящих карих глазах застыла тревога. Внезапно ему захотелось так много ей сказать — поблагодарить ее не только за убежище и нежную заботу, но и за нечто гораздо большее. Она показала ему, что на свете существуют по-настоящему добрые люди. Это явилось для Хейдона подлинным откровением. Он был рад, что узнал об этом до того, как должен будет умереть на виселице. Хейдон хотел поблагодарить Женевьеву за то, что она вызволила Джека из тюрьмы и дала ему шанс начать новую жизнь, а также за надежду, пусть недолгую, что в его израненной душе есть хоть что-то, достойное спасения.
Хейдон смотрел на нее, стараясь скрыть свои чувства под личиной холодного равнодушия. Он вовсе не собирался раскрывать свою душу перед теми, кто окружал их. Нельзя еще сильнее втягивать мисс Макфейл в эту историю. Он скажет констеблю Драммонду, что силой проник в ее дом и угрожал расправиться со всеми его обитателями, если они не спрячут его. Наскоро обдумывая свой план, Хейдон не сводил глаз с Женевьевы, надеясь, что она без слов поймет его.
Затем он отвел взгляд и спокойно посмотрел на своих преследователей — его расслабленная поза ничем не выдавала испытываемых им мучений.
— Прошу прощения, сэр, — с несколько принужденной любезностью обратился к нему Чарлз. — Кажется, мы с вами незнакомы?
— Нет, — вмешалась Женевьева, прежде чем Хейдон успел ответить. — Вы никогда не встречались.
Ее сердце бешено колотилось в груди. Она была слишком испугана, чтобы быстро сообразить, как действовать в сложившейся ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86