– Графиня. Кто бы мог подумать, что ты получишь более высокий титул, чем Лоррейн?
«В самом деле, кто? – подумала Джини. – Уж конечно, не Лоррейн».
Мать Джини взглянула на Ардета, потом на мисс Хэдли и, понимая, что громко спрашивать при людях о том, о чем она собиралась спросить, не следует, прошептала:
– И ты беременна?
– Да, – тоже шепотом ответила Джини.
– О, дорогая моя девочка, ты, кажется, немало страдала, не так ли?
Джини кивнула в сторону своего мужа.
– Особенно когда едва не произошло самое худшее.
– Так это не ребенок Элгина?
Ардет весь напрягся, а мисс Хэдли ахнула от такой бестактности.
Джини не собиралась отвечать на вопрос матери.
– Я имела в виду последнее несчастье. В лорда Ардета стреляли.
– Да, ты мне писала об этом. Ты считаешь разумным увозить так далеко из города тяжело раненного человека? У нас по соседству нет ни одного хорошего врача. Именно из-за этого Роджер и Лоррейн переехали с ребенком в Лондон.
– Ардет больше не нуждается в помощи врача. Ему нужен только покой.
– А долгое путешествие в карете? Какой уж тут покой! Ты никогда не была сообразительной, право! К тому же выйти замуж так скоро после смерти Элгина… Но мы не собираемся обсуждать это, не так ли?
Мэри подалась вперед, явно намереваясь поговорить о возмутительном поведении Джини. Огненный взгляд свекрови принудил ее к молчанию.
– Я не понимаю, чего ради ты так рано подняла его милость с одра болезни. Он вполне мог отдохнуть в собственном доме в Лондоне перед отъездом.
– Ему было небезопасно оставаться в Лондоне.
Миссис Хоупвелл стряхнула крошки с платья.
– О Боже, значит, все эти разговоры правда. И ты привезла сюда все твои несчастья! Я не знаю, что скажет на это твой отец. Я так хотела, чтобы вы приехали погостить, но это…
– Это я. А это мой муж. Папа должен принять это как данность.
А может, он и не собирался принимать, потому и не последовало приглашение занять спальни на втором этаже.
Им не пришлось долго ждать, пока они уяснят себе чувства сквайра Хоупвелла.
Отец Джини влетел в гостиную своей жены в грязных сапогах, не обратив никакого внимания на то, что она прищелкнула языком, призывая его к порядку. Толстобрюхий мужчина с обветренным лицом посмотрел на то, как Ардет пытается встать с кресла, и махнул рукой в знак того, чтобы тот не беспокоился и оставался сидеть. Он кивнул женщине средних лет, которая сидела в уголке, вытянувшись в струнку. Грозно осклабился на свою невестку и только потом посмотрел на дочь.
Джини не ожидала, что отец примет ее с распростертыми объятиями: он никогда не был ни сентиментальным, ни слишком импульсивным, но не ждала и того, что его первыми словами будут такие:
– Они говорят, что ты беременна.
Он произнес это отнюдь не шепотом.
– Да.
– Они говорят, что неизвестно, чей это ребенок.
– Они лгут.
– Они говорят, что ты застрелила собственного мужа.
– Кто-то другой прикончил Элгина до того, как я могла бы это сделать.
– Но это был твой муж. Не задирай нос, девчонка. Это пока еще мой собственный дом.
Джини кивнула в знак согласия, но гордо вскинула голову.
– И что ты этим хочешь сказать? Я – твоя дочь, и я привезла сюда моего мужа лорда Ардета. Он ранен.
– Какие-то чужие люди окружили мой дом. Я вынужден был сообщить им, кто я такой, прежде чем они позволили мне войти в мою собственную парадную дверь.
– Прошу прощения. Эти люди наняты для охраны.
Ардет хотел было заговорить, но Хоупвелл заговорил первым:
– Я не знаю, кто вы такой, сэр. Я хочу послушать, что скажет моя дочь.
– Вы никогда не прислушивались к ее словам прежде.
Все понимали, о чем упоминает Ардет, но никто не желал ворошить прошлое, касаться непонятного пока что будущего или полного загадок настоящего. Однако если бы Ардет бросил перчатку, Хоупвелл не отказался бы принять вызов. В самом деле, жена его в слезах. У парадной двери толкутся вооруженные люди, да и у черного хода они явно есть, а весь приход опять начнет перемывать косточки членам его семьи. Все это ему очень не нравилось.
– Полагаю, моя дочь не виновата в вашем ранении. Тем более что и вы в этом уверены и защищаете ее.
– Она моя жена!
В нескольких коротких словах прозвучали одновременно и намерение защитить и ее и себя, и стремление дать отпор в случае нападения. Ардет защищал бы Джини из последних сил и отплатил бы любому, кто попытался бы обидеть ее. Любой человек, даже этот не в меру разбушевавшийся сквайр, безошибочно угадал бы угрозу в его голосе и опасность в его пылающем взгляде. Все они, многочисленные и безымянные собиратели сплетен, были правы по крайней мере в одном: взгляд графа мог любого из них лишить мужской силы.
Хоупвеллу пришлось не по нраву, что его осадил, пусть и молча, человек более молодого возраста и к тому же больной.
– В этом доме Имоджин – моя дочь, – заявил он, а затем обратился уже к ним обоим: – Мне не нравится создавшееся положение и не нужен еще один скандал.
Прежде чем Ардет успел ответить, заговорила Джини, которая вовсе не хотела, чтобы эти два быка бодались до тех пор, пока не пустят друг другу кровь.
– Это положение не нравится нам еще больше, чем вам. Оттого мы и уехали из Лондона.
– Сплетни летят на крыльях, ты сама это знаешь. Мы с твоей матерью живем здесь, а не в Лондоне. И нам не безразлично, что судачат о нашей семье. У женщин, как известно, язык что помело. Говорят даже, что твой граф должен был к этому времени лежать в могиле.
Ардет впервые за все последнее время растерялся: кто должен лежать в его могиле, где она и существует ли она вообще?
Он молчал, и тогда Джини сказала:
– Мой муж силен и здоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105