— Когда мне исполнился двадцать один год, мой отец поставил меня перед жестким выбором: либо музыка, либо он лишает меня прав на наследство. И я выбрал музыку. Тогда меня вышвырнули на улицу без пенса в кармане, мне принадлежала только одежда. Я нашел работу тапером в баре, где под ногами шмыгали длиннохвостые крысы и пьяные посетители бросали мне жалкие гроши. Тем и жил, денег не было. Именно в этом грязном баре я встретил Ники, он взял меня под свое крыло и научил жить.Джастин взглянул на крест, и у Эмили перехватило дыхание, она поняла, что находится рядом с могилой.— Это Николас? — тихо спросила девушка. — Он здесь похоронен?Джастин вскинул голову, сморгнул набежавшую слезу и сказал:— Нам не удалось найти ничего, что можно было бы назвать Ники и похоронить. Здесь покоится мой второй компаньон. — Джастин ласково погладил надгробный крест. — Он был моим лучшим другом.Эмили не могла ни вздохнуть, ни пошевелить пальцем, горячий комок подкатил к горлу, а в душе бушевали чувства, которые не так давно казались прочно забытыми. Она чувствовала себя беспомощной, беззащитной тряпичной куклой в руках Джастина, когда он потрепал ее за щеку и приподнял голову. Реши он вдруг бросить ее в море, она не стала бы протестовать и сопротивляться.— Прости, дорогая, что накричал на тебя, — сказал Джастин. — Увидев ноты в твоих руках, я, откровенно говоря, испугался, подумал, что и ты сочтешь меня уродом.Он наклонился и нежно поцеловал девушку, оставив на губах свой непередаваемый вкус. Затем сунул руки в карманы брюк, повернулся и зашагал вниз, широко развернув плечи и подставив лицо ветру, а Эмили невидяще уставилась вдаль — на расплывчатую линию горизонта над морем, а затем медленно и осторожно перевела взгляд на деревянный крест. Над могилой отца нет мраморных ангелов и золоченой надписи, высеченной в граните, чего-нибудь вроде: «Здесь лежит Дэвид Скарборо, любящий отец». Только простой, грубо сколоченный деревянный крест на высоком холме над морем, со всех сторон продуваемом ветрами. Сердце подсказывало ей, что крест этот любовно вытесывал и крепил Джастин Коннор.Эмили упала грудью на поросший редкой травой холмик и обняла его, заливаясь горючими слезами.— Папа, папочка, что мне теперь делать? — повторяла девушка, прижавшись щекой к земле.Она провела на холме не один час, а когда вернулась домой, то ожидала увидеть хижину пустой. Однако в печке весело плясали оранжевые и желтые языки пламени, пожиравшие охапку хвороста, а из-под крышки кастрюли вырывался пар, благоухающий специями. У двери девушку встретил Пенфелд и сразу предложил чистое полотенце, чтобы она могла вытереть мокрую голову. Слуга приложил палец к губам, призывая Эмили к молчанию, и многозначительно кивнул в сторону стола.Там сидел Джастин, далеко вытянув длинные ноги, и что-то быстро писал. Не обращая внимания на вошедшую в комнату девушку, он потянулся, схватил чистый лист и продолжал выводить свои закорючки. Рука будто летела над бумагой, волосы блестели при свете лампы черным шелком, и Эмили отчаянно захотелось согреть и высушить темные пряди своим дыханием.Полотенце выскользнуло из рук, когда девушка стала медленно приближаться к столу, памятуя бурную реакцию хозяина на ее непрошеное вмешательство. Джастин сдернул с носа очки, вскинул глаза и при виде Эмили озарился такой теплой улыбкой, что по сравнению с ней пылающий в печке огонь мог показаться тающим айсбергом.Эмили заглянула через его плечо, пытаясь разобрать написанное, а Джастин вначале прикрыл бумагу ладонью, а потом чуть сдвинул, чтобы девушка могла удовлетворить свое любопытство. Хотя при этом он сделал безразличное лицо, Эмили не так просто было провести, у нее гулко забилось сердце, когда она осознала, что ей доверяют самое сокровенное.— Что-то новенькое? — спросила она, попытавшись напеть мелодию.— Самое последнее, — торжественно провозгласил Джастин и разложил листы, чтобы девушка могла прочитать с самого начала.Темный локон ласкал его щеку, когда Эмили склонилась над столом за плечом автора, и комнату заполнила почти неслышная вначале мелодия, постепенно набиравшая силу и звучание. Джастин вскинул голову, приоткрыл рот и подался навстречу своему творению. Искушение было слишком велико, и Эмили потянулась к его губам.Неизвестно, чем бы все закончилось, но в этот момент раздались громкие аплодисменты.— Браво, хозяин! — воскликнул Пенфелд. — По-моему, это одна из лучших ваших вещей.— Спасибо, Пенфелд, — поблагодарил Джастин. Он ссутулился — судя по всему, страшно устал — и начал складывать исписанные листы. — А ты что думаешь? — обратился он к девушке.Такие банальности, как «замечательно», «превосходно», здесь были явно неуместны, и Эмили стала подыскивать слова, которые хотя бы приблизительно соответствовали ее чувствам.— Начало напоминает легкий дождик, он тихо моросит, никому не причиняет вреда и действует успокаивающе. А потом все меняется, происходит взрыв, подобный грому и молнии, но совсем не страшный, он пробуждает чувство радости и свободы. Кажется, теперь все будет по-иному.Руки Джастина застыли на месте.— Ты уже как-то назвал эту вещь? — спросила девушка.По его губам мелькнула тень улыбки, Джастин развернулся на бочонке из-под рома, лукаво посмотрел на девушку и сказал:— Я назвал эту мелодию твоим именем.С того памятного дня началась новая жизнь. Яркие солнечные дни и непроглядные тропические ночи были теперь напоены музыкой. Она звучала в голове, когда Эмили барахталась в морских волнах вместе с детьми или бежала вприпрыжку вслед за Джастином, собравшимся поработать в поле;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144