Ничего, вернется, если их вымыть. Когда девушке станет лучше, он сам займется этим.
Какое красивое у нее имя, подумал испанец, в нем есть присущие ей огонь и решимость. Он поклялся, что они вернутся к ней.
Всю ночь Кэрли металась, ворочалась и бессвязно бормотала во сне. Однако отдельные фразы привлекли внимание Рамона.
— Па? Это ты? Я люблю тебя, па. — Она ударила кулачком по простыне, и слезы покатились по ее щекам. — Не уходи, ма, пожалуйста, не покидай меня!
Он откинул влажные волосы со лба девушки.
— Ты не одна, nina, — отозвался он по-английски. — Спи спокойно.
— Я не сделаю этого! — внезапно воскликнула Кэрли. — Не покину ее! Она больна и умирает. Пусть я заражусь, но не сделаю этого.
Рамон подался вперед, с удивлением прислушиваясь к ее словам. Но тут в спальню вошел Педро:
— Ты не спал всю ночь, Рамон. Я посижу с девушкой, а ты отдохни.
— Она что-то говорит, Педро. Я несколько раз обращался к ней по-английски, но она говорит очень странно, совсем не так, как образованная леди. Такую речь я слышал только на кораблях у простых gringos, направляющихся на золотые прииски. Тут что-то не так.
— Что же, по-твоему, это значит? — спросил Педро.
— Постараюсь выяснить. — Рамон снова наклонился к девушке, прислушался к ее бормотанию, потом сказал другу: — Найди Альберто. Его кузина Канделария работает на ранчо дель Роблес. Она уже помогала нам. Попроси его разузнать побольше о нашей гостье.
Педро кивнул:
— А пока я пришлю сюда Флоренсию присмотреть…
— Я остаюсь здесь, — возразил Рамон.
— Но тебе необходимо отдохнуть. Ты должен…
— Рог favor, Педро, исполни мою просьбу, скажи Альберто, чтобы сделал это поскорее.
Санчес понял, что спорить бесполезно: Рамон останется здесь.
— Я выполню твою просьбу.
Четыре дня Рамон де ла Герра не отходил от постели Кэрли, но ей становилось все хуже. Ее дыхание было неровным и поверхностным, как у Андреаса перед смертью. Испанца терзали угрызения совести.
Индейская женщина появилась на второй день. Ее звали Траушна, или Голубая Сойка. Калифорнийцы величали ее Лина — это имя она получила при крещении в миссии. Худая и темнокожая, с длинными прямыми черными волосами и челкой на лбу — такую прическу носили почти все индейские женщины, — она отличалась тонкостью и мягкостью черт. Лина разменяла третий десяток и считалась шаманом, ибо унаследовала этот дар от предков.
Она взялась за работу, не обращая внимания на Рамона. С помощью ступы и пестика растолкла в порошок сухие лимонные листья, сделала отвар и принялась поить им девушку. Приготовив чай из березовой коры, заставила больную пить его каждый час. Лина растерла грудь Кэрли мазью, в состав которой входили сало, измельченные семена красного перца и жареные семена лютика, затем помахала над бледным лицом девушки веером из орлиных перьев.
К четвертому дню Рамон почти потерял надежду. Индейская женщина вернулась в деревню, сказав ему, что сделала все возможное, но, если к завтрашнему утру состояние Кэрли не улучшится, надо звать священника.
В два часа ночи лампа еще горела на маленьком столике возле старой железной кровати. Рамон не мог уснуть. Он едва прикасался к еде. Мысль о том, что еще одна смерть окажется на его совести, была нестерпима — к тому же умирала молодая девушка. Спазм сжал его горло.
Madre de Dios, он не хотел этого! Если бы он не потерял голову от горя! Если бы только мог подумать, справиться с душевной болью! Лучше бы он оставил ее на ранчо дель Роблес.
С невыносимой тяжестью на сердце, измученный, Рамон согнулся на своем стуле, уперся локтями в колени, переплел пальцы, опустил на них подбородок и начал тихо молиться.
Кто-то звал ее. Кэрли едва слышала тихие слова, ласковые и нежные. Голос был глубоким, грудным, красивым. Он взывал к Деве Марии, святому Иоанну, небесным ангелам: «Пожалуйста, пусть малышка выживет».
Завороженная этим настойчивым голосом, она облизнула сухие губы. Говорили по-испански, Кэрли смутно поняла это. Грудной тембр голоса словно ласкал ее. В глубине сознания девушки что-то зашевелилось, ей захотелось открыть глаза, увидеть источник таких привлекательных звуков.
Она прислушалась к бархатному мужскому голосу, то требовательному, то молящему. Он был как бальзам Для ее усталой души. Кэрли не терпелось взглянуть на мужчину — вдруг он так же красив, как его голос.
Собравшись с силами, она открыла глаза. Возле ее кровати тихо молился черноволосый мужчина. Таким Кэрли и представляла себе его: прекрасный высокий лоб, тонкий прямой нос, волевой подбородок, чувственные губы, густые темные ресницы. Он слегка наклонил голову, поэтому волосы упали на лоб. На щеках блестели слезы.
— Не плачь, — попросила девушка так же нежно, как говорил он. — Не плачь… ты слишком красив… чтобы плакать.
Он вздрогнул и замер. Потом заговорил по-испански так быстро, что Кэрли ничего не поняла. Однако его ослепительная улыбка заставила улыбнуться и ее.
— Сhiса, — тихо сказал он. — Наконец ты вернулась к нам!
Она внимательно посмотрела на него: лицо мужчины дышало добротой и силой.
— Я… так устала, — прошептала девушка, облизывая губы. — И еще я голодна. Мне можно поесть?
Он поднялся — высокий, стройный, широкоплечий.
— Si, конечно, можно. Сейчас принесу. — Рамон потрогал ее лоб, с облегчением вздохнул и пожал руку Кэрли. — Не двигайся. Я быстро вернусь.
Улыбнувшись, девушка плотнее закуталась в плед. Как приятно, что он ухаживает за ней! К тому времени как она проснется, этот человек уже принесет ей что-нибудь вкусное.
Когда Рамон вернулся с миской теплого бульона, Кэрли Мак-Коннелл спала. Лихорадка у нее прошла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88