Нас обманули и предали, Мэри. Вот оно как все было! А все эти вероломные англичане – мерзавец Сюррей и его прихвостень Дэнверс, этот развратный ублюдок. Договорились с нами о перемирии, пока не прекратится дождь, а сами под покровом ночи окружили нас.
Он замолчал, погрузившись в воспоминания, и Мэри не решилась нарушить тишину.
– Да уж, битва при Флоддене была сущим кошмаром! Наши люди с приграничных земель бились насмерть. Мы остались верны нашему королю и сражались до последнего. Некоторые из шотландцев, противно даже говорить об этом, но эти жалкие выродки, у которых совести меньше, чем у диких животных, так вот они бессовестно прятались в кустах. Многие горские кланы – только не Макферсоны, не подумай! – так вот многие из них, из тех, что могли бы прийти нам на выручку в этой битве, смотрели из укрытия, как нас убивают.
Мы знали, что идем на верную смерть, но когда наш король пошел вперед на приступ, мы сражались рядом с ним. Три часа длилась ожесточенная рубка. Мы бились отчаянно, по колено в крови, на поле некуда было ступить – все было завалено трупами. И только когда пал наш король, только тогда и мы пали духом. Мы проиграли то сражение.
Эти негодяи окружили нас! Они выскочили неожиданно с обеих сторон холма. Я видел, как оба моих брата достойно встретили в битве смерть, как и подобает мужественным воинам. И где-то там, неподалеку от того места, где упал наш король, какой-то подлец напал на меня сзади. Рухнув на груду мертвых тел, я потерял сознание. Не знаю, сколько я так пролежал…
Очнулся я от стона. Попытался сесть и только тогда понял, что стон издаю я сам. Не в силах даже приподняться, я лежал и смотрел на небо. Дождь продолжал лить, и капли стекали по моему лицу. Вокруг лежали тысячи убитых. Да, Мэри, ужас того побоища трудно себе вообразить! Это невозможно передать никакими словами.
И вдруг меня как ударило – их пушки замолкли. И я понял, что это означает. Англичане пойдут обирать мертвых и заодно будут убивать тех, кто еще дышит. Я пытался рассмотреть сквозь стелющийся дым, есть ли движение на холме. И увидел – они спускались и были уже у подножия. Шакалы, вышедшие на охоту. А я не мог встать, ноги не слушались меня. Мне стало ясно, что это конец.
Гэвин замолчал.
Мэри почувствовала, что по ее лицу струятся слезы. Воин, прислонившись к борту, сидел неподвижно, прикрыв глаза. Она отерла слезы рукой и тихо попросила:
– А дальше, что было дальше?
Он открыл глаза и продолжил свой страшный рассказ:
– Вот так я лежал и ждал конца. Решил, что в любом случае дорого отдам свою жизнь. Да, я не мог встать, но в руке у меня был меч, и я приготовился умереть, сражаясь. И тут я заметил его. Здоровяк, почти моего роста, лицо все в крови из-за раны на голове. Он шел, пристально разглядывая мертвые тела, его широкий меч болтался на боку. Это был Эмрис.
Я окликнул его, и он подошел ко мне.
– «Где король?» – был первый его вопрос. «Мертв». Я рассказал ему, как было дело. Я видел, как глаза его запылали гневом, затем он оглянулся на подножие холма, потом на меня. «Иди, – сказал я ему. – Спасайся, здесь все уже кончено».
Но Эмрис Макферсон не бросил меня на поле боя. И вот, Мэри, представляешь, он спас меня! Всю ночь и следующие два дня он тащил меня на своем горбу, пока мы не оказались в безопасности.
Мэри не отрываясь смотрела на черноволосого гиганта, пока он прикладывался в очередной раз к кувшину с вином.
– Так он спас вам жизнь! – прошептала она.
– Больше, чем жизнь, Мэри, намного больше! – Гэвин поднял взгляд вверх, как будто рассматривая свет, просачивающийся в узенькую щель на потолке каюты. – Он дал мне надежду. То, ради чего стоит жить дальше. Он показал мне, что значит настоящее мужество. Что значит братство, что значит сострадание.
Я потерял в битве самых дорогих и близких людей. Два брата – это была вся моя семья. По мере того, как мое физическое состояние улучшалось, душевные страдания возрастали. Я страдал от невыплеснутой ненависти к предателям-шотландцам и к вероломным англичанам. Я ненавидел самого себя и испытывал отвращение к жизни вообще.
Но Эмрис Макферсон привел меня в чувство. Он не отходил от меня, пока я не встал на ноги. И за то время, пока длилось мое выздоровление, он сумел показать и доказать мне, что я должен выжить и жить дальше, невзирая ни на какие превратности судьбы.
Гэвин повернулся к Мэри и неожиданно с улыбкой сказал:
– Вы, наверное, не поверите, что на самом деле я сдержан и малообщителен, потому что с тех пор, как встретился с вами, я болтаю почти без перерыва. Обычно, я держусь подальше от людей. Мой отец в детстве даже собирался из-за моей замкнутости и любви к одиночеству отправить меня в монастырь, чтобы я стал монахом.
Мэри улыбнулась в ответ. В глазах ее все еще стояли слезы.
– Спасибо вам, Гэвин!
– Спасибо? За что? Я, наверное, утомил вас до смерти?
– Нет, благодаря вашему рассказу я теперь понимаю, что такое верность и мужество.
– А-а, вы наверняка думаете про вашего брата? Так?
Мэри кивнула.
– Да-а, это верно! Филипп прекрасный человек, Мэри! Он, конечно, не слишком крепок и силен, но в храбрости и стойкости не уступает самым отважным воинам. – Гэвин припомнил, с каким бесстрашием Филипп не раз отстаивал свое мнение в разговорах с Эмрисом. – Но самое главное, Мэри, даже не в этом. Главное, что он действительно любит и заботится о вас.
Гэвин взглянул на бледное лицо Мэри и продолжил:
– Вы бы видели, что он устроил, когда Эмрис Макферсон решил оставить вас в монастыре поблизости от Марселя. Это было зрелище! Ваш брат умеет постоять за то, чем он дорожит. И это, по-моему, и есть настоящая храбрость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111