Потом, хлопнув себя руками по бокам, решительно добавил: – Филипп! Сколько это может продолжаться?
– Что ты имеешь в виду? – Элизабет напряженно пыталась понять, чем можно объяснить враждебность, вдруг появившуюся в его тоне.
– Я имею в виду, что ты имеешь такое же право жить по-своему, как и она. – Пико на мгновение умолк. Ему не хотелось задевать чувства лучшего друга, но больше молчать он не мог. – Филипп, да пойми! Вы с сестрой уже стали притчей во языцах! Все об этом говорят.
– Говорят? – В голосе Элизабет послышался гнев. – Кто говорит? Никто не имеет права ничего говорить ни обо мне, ни о моей сестре! Я никогда не давал для этого повода!
Пико взял друга за плечи и легонько встряхнул его.
– Послушай меня, Филипп! Я все-таки должен тебе рассказать. Слухи ходят уже давно.
– Ничего не желаю слышать! – Элизабет попыталась вывернуться, но Пико крепко держал ее.
– Слишком поздно. Ты все-таки должен выслушать то, что я скажу.
Элизабет мрачно стряхнула с себя его руки, отвернулась и, подойдя к стремянке, тяжело опустилась на нижнюю ступеньку. Пико последовал за ней и встал напротив, опершись плечом об одну из колонн. Он смотрел сверху на запавшие глаза, на осунувшееся лицо своего товарища. Такой редкий талант, но и такая же редкая наивность!
За все время, что Пико был знаком с Филиппом, тот ни разу не упоминал никаких других своих родственников, кроме сестры и ее ребенка. Пожилая чета Барди не была их родней. Джозеф, торговец шерстью, и его жена Эрнеста были бездетны и сдавали часть своего дома в аренду. Со слов Филиппа можно было понять, что сначала они просто снимали у Барди жилье, но потом, с течением времени у них установились более близкие и дружеские отношения. Однако Барди, конечно, не догадывались о том, что Пико хотел сказать Филиппу. Они были пожилой почтенной парой, а это дело совсем иного рода. Увы, кроме него, больше некому открыть Филиппу глаза на то, как обстоят дела с его сестрой.
– То, что я должен тебе сказать, касается твоей сестры.
– Я знаю, ты настроен против нее с тех пор, как она отвергла твои ухаживания.
– Не знаю, что именно говорит тебе сестра, но что касается меня, то она отнюдь не отвергала меня, если речь идет о постели. Это было уже давно, и я знаю, что поступил дурно. Однако что было, то было – я переспал с ней, впрочем, так же как и примерно половина мужского населения Флоренции.
Элизабет вскочила и хотела его перебить, но Пико удержал ее движением руки.
– Подожди, пожалуйста, выслушай меня сначала до конца.
Элизабет остановилась на полуслове и как-то сразу сникла, отводя глаза в сторону.
– А отвернулась от меня она уже после, сообразив, что у меня пустой кошелек. Но еще раз подчеркиваю, что это было после того, как она оказалась в моей постели.
Элизабет села на мраморный постамент ротонды и, низко опустив голову, обхватила ее руками.
– Послушай, Филипп! Ты мне друг. И я говорю тебе как другу – это надо прекратить. Ты уважаемый ученик и подмастерье Микеланджело. Твои работы высоко ценятся. Денег за них ты тоже получаешь достаточно. Но посмотри – вместо того, чтобы купить собственный дом, нанять прислугу, жить как тебе подобает, ты ютишься под чужой крышей. Послушай меня – это надо прекратить. Ты не должен ей потакать. Тебе надо самому уже обзаводиться женой и детьми, а не тратить все, заработанное твоим трудом, на оплату глупых и дорогостоящих прихотей взбалмошной сестры.
Элизабет почувствовала, как у нее защипало глаза и к горлу подступил комок, но она знала, что даже если бы она была сейчас одна, то все равно бы не заплакала. Элизабет уже забыла, что такое слезы.
– Все ребята в студии знают, что, кроме работы на маэстро ты еще вкалываешь и выполняешь заказы на стороне. Ни для кого это не секрет…
Она изумленно посмотрела на него. А она-то приложила столько усилий, чтобы никто не узнал о ее постороннем приработке!
– Да-да, портреты! Все наши знают. И нечего тут удивляться! И Микеланджело тоже знает. Ты забыл, мой друг, одну важную деталь – твой собственный уникальный стиль. Твою манеру невозможно не узнать. Даже если ты подпишешься: «Рисовал шкаф», все равно ясно, что это писал ты.
Пико остановился, потом, склонившись сочувственно к Филиппу, спросил его с горячностью:
– Ну, ответь мне, Филипп! Скажи честно, на что ты тратишь эти деньги?
– Я их коплю.
– Нет! Ты их не копишь! Потому что все видят, как твоя сестрица швыряет их направо-налево!
Элизабет почувствовала, как защемило ее сердце. Все, о чем она пыталась не думать, Пико вывалил на нее в один момент и сразу.
– Пико, зачем?.. Зачем ты решил мне сейчас все это рассказать? – на лице Элизабет отражалась боль.
– Потому что я твой друг. Единственный друг. Потому что нельзя повернуться спиной к тому, что произошло сегодня. Нельзя продолжать жить, не замечая ничего вокруг. Ты знаешь, что сейчас будет? То, что сказал тебе сегодня Джованни, уже к вечеру будет известно повсюду. С сегодняшнего дня ты становишься известным живописцем. У тебя и раньше было достаточно заказов, но сейчас ты будешь нарасхват. Цены на твои картины, портреты, на все станут неизмеримо выше. Ты можешь стать и богатым и знаменитым. Но только при том условии, что она перестанет разрушать твою жизнь, транжирить попусту деньги, порочить твое доброе имя, короче – пускать на ветер все, что ты заработал прилежным и честным трудом. Ты должен поставить ее на место. Поговори с ней. Она должна прекратить свое… необузданное поведение. У тебя все права – и поскольку ты ее брат, и поскольку именно ты содержишь ее и ребенка, ты должен остановить ее. Или заставь ее стать хотя бы немного… разборчивее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111