Я не могу сказать, был ли он христианским или языческим. Скорее всего, дьявольским. Но то, что произошло потом, обеспечило мне ночные кошмары до конца дней!
Гэвин резко поднял голову, когда языки пламени из камина внезапно почти достигли каминной полки.
«На таком ветру и учитывая возможные нарушения тяги в дымоходах, – подумал он, – удивительно, что весь замок не сгорел дотла еще давным-давно».
– Это была наиболее шокирующая часть из всего, что они делали. – Речь Джоанны стала прерывистой. – В какой-то момент я увидела, как одна из женщин с воплем, походившим на рев фантастического чудовища, бросилась на колени возле погребального костра, который они соорудили в центре помещения, и подожгла его. Я до сих пор продолжаю слышать нарастающий хруст и гул загоревшегося тростника, камыша и веток. Пламя озарило все подземелье, смешались тени и свет. И тогда женщины, подобно демонам, ринулись в языческую пляску, кружась и падая под неистовые стоны и завывания. Казалось, что они потеряли человеческий облик! А Мать совершенно спокойно наблюдала за этой безумной оргией.
Хотя Гэвин никогда не был свидетелем подобных ритуалов, он кое-что слышал об определенных местах, как в горной части страны, так и в западных областях, где происходят такие загадочные сборища. Одни говорили, что это древний ритуал, а большинство вообще предпочитало не распространяться на эту тему.
Как бы то ни было, сказанное не могло служить основанием для обвинений Матери в совершении убийств.
– Но это было еще не все, – продолжала Джоанна. – В то время как женщины продолжали свои танцы и песнопения, Мать обратилась к ним с проповедью, в которой упоминала о владельцах этой земли и о Зле, связанном с ними, а также о проклятии и традициях. Я стояла, спрятавшись от них за надгробием, и вдруг осознала, что она ведет речь о моем отце. Она призывала к свершению правосудия. Мать вызывала некую силу, несущую смерть… ему и всем, кто живет в этом месте.
Джоанна потянулась к Гэвину и крепко сжала его руку в своих ладонях.
– Как я ни была поражена тем, что происходило в подземелье раньше, это было ничто по сравнению с моим состоянием, когда я услышала эти слова. Я имею в виду то, что она говорила о моем отце, Джоне Макиннесе! Он был мирным человеком, который никогда преднамеренно не причинил боли или страданий ни одной живой душе.
– Что произошло потом, Джоанна?
– В конце концов они покинули склеп, все еще с безумными глазами и охваченные неистовством. Я не могла поверить в то, что увидела и услышала. Я сидела в углу, потрясенная зрелищем, свидетелем которого стала, и была не в силах пошевелиться не знаю сколько еще времени. – Она затихла, как бы вглядываясь в темные уголки памяти. – Не знаю, что заставило меня прийти в себя – страх или чувство предательства, но через некоторое время я смогла двигаться. Да, я нашла в себе мужество и отправилась назад, в свою комнату, хотя подсознательно чувствовала, что могу опоздать.
Джоанна уже не просто вздрагивала, ее трясло как в лихорадке. Гэвин приподнял ее, нежно усадил к себе на колени и крепко обнял, защищая барьером из своих рук.
Над озером прозвучал продолжительный, навевающий ужас раскат грома.
– Я пришла слишком поздно, – заговорила она сквозь шум грозы. – Когда я дошла до проходов в южное крыло, дым был уже очень плотным, а жар нестерпимым. Я почти задыхалась, но все-таки полезла наверх. Все вокруг было охвачено пламенем. Сквозь рев огня доносились слабые крики. Я погубила их! Я слишком долго просидела в склепе. Я…
Она больше не в силах была продолжать. Слезы потоком хлынули по ее щекам. Гэвин крепко прижал ее к груди. Его сердце пронзила острая жалость к этому хрупкому созданию, и он стиснул зубы. Как близка ему была скорбь, которую она сейчас испытывала. Как хорошо знакома ему боль утраты тех, кого любишь! И обреченная беспомощность того, кто выжил. И чувство вины за то, что не смог помочь.
Они сидели молча довольно долго, пока наконец она, глубоко вздохнув, продолжила:
– Я едва смогла добраться до верхних этажей. Думала, что вот-вот потеряю сознание, воздух был горячим и дымным. Я попыталась открыть панель в своей комнате, но защелку заклинило. Пламя, расползшееся по поверхности двери, уже лизало мои руки. Они горели… я ощущала запах собственной обожженной плоти. Но я… я застряла в коридоре, в то время как мои мать и отец оказались в ловушке внутри. Я бросилась назад. Как в ночном кошмаре, спотыкаясь, я бежала по коридорам. Мне удалось обнаружить другую панель. Но с ней случилось то же самое. Повсюду, куда мне удавалось добраться, происходило одно и то же. Я не могла пройти. Помню, что попала в коридор, который, я знала это точно, ведет в спальню моих родителей. Я пыталась выломать панель, я кричала и старалась руками оторвать горящее дерево, чтобы попасть внутрь. Но… но к тому времени все они, должно быть, уже были мертвы. Они все погибли. А я обречена жить…
Гэвин прикрыл рукой ее дрожащие пальцы и прижал их к своему сердцу.
– Как может человек противостоять пламени?
Она положила голову ему на грудь. Ее голос был холодным и почти безжизненным.
– Пламя ничто по сравнению с теми муками, которые я испытываю, продолжая жить.
В мыслях Гэвин снова совершил путешествие в прошлое, на покрытые грязью поля у Флодден Филд. Он ведь тоже был свидетелем гибели своей семьи – и оказался слишком далеко, чтобы помочь старшим братьям во время битвы. Он тоже вынужден был терпеть воспоминания о том, как был сражен, как беспомощно лежал среди умирающих и мертвых.
Он мечтал умереть. Но за ним пришел горец, раненый Эмброуз Макферсон, который взвалил его на плечо и двое суток тащил на себе назад, в горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102