Такой же высокий и стройный, в темно-красном офицерском мундире с золотым шитьем, белых панталонах и черных сапогах. Его лицо было куда привлекательнее тех лиц, которые ей удавалось вызвать в своем воображении. Волосы, черные как смоль, были заплетены в длинную косичку и завязаны черной лентой. Он откровенно разглядывал Гвинет, и она почувствовала, что опять краснеет.
– Я вижу, что все же кое-что изменилось.
Присев на каменную скамью, Дэвид бросил взгляд на реку, а потом придвинулся ближе к Гвинет.
– Итак, расскажи мне, моя огненно-рыжая нимфа, кто же этот негодяй?
– Никакого негодяя нет! – Она звонко рассмеялась.
– Тебе меня не обмануть. – Он сильно дернул за выбившийся из ее прически локон, и она едва не вскрикнула от боли.
– Дэвид, что вы себе позволяете? – возмутилась она.
– В Баронсфорде собралось больше сотни гостей. И по крайней мере дюжина молодых девушек твоего возраста гуляют в саду под ручку с молодыми людьми, представляя себе, будто они прогуливаются по «Большой дорожке» в Воксхолле. А ты в отличие от них убегаешь к реке – чего, спрашивается, ради? Ради того, чтобы прочитать письмо какого-то пройдохи?
Растерявшаяся Гвинет не нашлась что ответить и только покачала головой. Плечи их соприкоснулись, когда Дэвид нагнулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Гвинет перестала дышать, как только ее взгляд встретился с его голубыми глазами.
– Не только прочитать… ты даже отвечала ему, правда? – прошептал Дэвид.
От испуга мурашки забегали по спине Гвинет. Она изо всех сил прижала к груди дневник.
– Я только кое-что записывала в свой дневник, – пролепетала она.
– Ну конечно. Та самая захватывающая хроника из жизни пиратов и горцев, их кровопролитные схватки, о которых ты часто читала мне. – Он обнял ее за плечи и улыбнулся, глядя в глаза. – Мне приятно узнать, что ты по-прежнему сочиняешь свои рассказы. Я всегда считал, что у тебя есть писательский талант.
Гвинет подумала, что спрятанные в ее кармане письма, которые едва не улетели в реку, как раз и подтверждали наличие если не таланта, то хотя бы некоторых способностей. По крайней мере такого мнения придерживался мистер Томас Раддимен, издатель с Хай-стрит в Эдинбурге. К одному из этих писем прилагалось двенадцать фунтов. В другое письмо, полученное два месяца назад, было вложено уже пятнадцать фунтов. В какое-то мгновение ей захотелось поделиться с Дэвидом впечатлением о том, что мистер Раддимен собирается публиковать ее повести, оформив их в один общий цикл. Однако Гвинет сдержала свой порыв. В высшем обществе, к которому она принадлежала, считалось неприличным издавать рассказы, если их написала женщина, а потому издатель решил не указывать имени автора. Пожалуй, будет гораздо разумнее не рассказывать об этом Дэвиду.
– Ты не прочитаешь мне то, что написала?
Гвинет прикусила губу и отрицательно мотнула головой. Несмотря на радость встречи с Дэвидом, она просто не могла выполнить его просьбу – это поставило бы ее в неловкое положение. Она описывала трогательную сцену между двумя влюбленными, и переживания девушки как в зеркале отражали чувства самой Гвинет к мужчине-герою, которым в ее рассказе был не кто иной, как сидящий рядом с ней офицер.
Дэвид взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
– Куда это подевалась моя словоохотливая, восторженная Гвинет? Молодая особа, которая не могла удержаться, чтобы не сообщить мне обо всем, о чем она мечтает, читает или пишет в своем заветном дневнике? В чем причина столь внезапной застенчивости?
Гвинет поймала себя на мысли, что вместо того, чтобы хоть как-то оправдаться, она разглядывает каждую черточку его лица. Его глаза обладали тем оттенком голубого цвета, который ей никак не удавалось передать в своих рассказах. Его длинные темные ресницы на концах слегка загибались вверх. Он сильно изменился за истекший год. В нем чувствовалась какая-то усталость: это было заметно по морщинкам в уголках глаз и даже в изломе бровей. Когда тринадцать месяцев назад он на один день заехал в Гринбрей-Холл, ничего подобного она не заметила. Дэвид теперь не походил на того веселого, беззаботного юношу, который разъезжал в экипаже вместе с Эммой.
Она вздрогнула при этом воспоминании и с трудом отвела взгляд от его лица. Ее кузина была той единственной девушкой, которую всегда любил Дэвид. Именно из-за Эммы он и приезжал сюда.
Гвинет знала, какую глубокую рану нанесла ему кузина, когда два года назад вышла замуж за старшего брата Дэвида, чтобы стать графиней Эйтон. С тех пор Дэвид перестал бывать в Баронсфорде, как и несчастный герой ее рассказов.
– Впрочем, какое мне до этого дело, – заговорил Дэвид, внезапно прерывая ход ее мыслей. Он нежно обнял Гвинет за плечо и привлек к себе. – Здесь так хорошо просто сидеть и наслаждаться…
– Так вот где вы прячетесь!
При звуке голоса Эммы лицо у Гвинет вытянулось. Дэвид убрал руку с ее плеча, а она незаметно спрятала дневник в складках юбки. Когда Дэвид встал, чтобы поклониться, Гвинет слегка повернула голову, чтобы взглянуть на кузину.
С появлением Эммы мир вокруг них как будто утратил все краски. Казалось, что только ее одну озарял яркий солнечный свет. Трава ковром стелилась ей под ноги. Ее золотистые кудри, уложенные в красивую прическу сияли на солнце. Платье из золотистой и белой парчи безупречно облегало стройную фигуру. Кожа у нее была гладкая, без единого пятнышка. Уголки алых губ чуть-чуть приподняты. Одним словом, выглядела она как юная королева, более прекрасная, чем звезды и луна… и она знала об этом.
Синие глаза Эммы были устремлены на Дэвида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103