— И все же увы. Дражайшее Величество! — Он скорбно отклячил губу. — Королю нужен сын… Испании нужен наследник… а время не ждет.
Время не ждет…— Габсбург! — вторили друг другу Шрусбери, Сесил и Дерби.— Англичанин! — возглашали Бедфорд, протестанты и народ.— Я! — канючил Арундел.— Я? — вопрошал Пикеринг.Лишь мой избранник молчал — и я знала почему. Глава 7 Наконец я поняла, что не в силах больше копить горе в себе — надо выплеснуть его наружу, иначе оно разъест меня изнутри. Однажды, входя в присутствие, я увидела Робина — он, как всегда, стоял в дверях, чтобы первым приветствовать королеву. По обыкновению, все повернулись ко мне — кузен Ноллис, высокий белоголовый Гарри Хансдон, наш родственник лорд Говард, прямой, как шомпол, старик Бедфорд — он спорил о военном искусстве с только что вернувшимся из Франции графом Сассексом. Однако Робин весь ушел в разговор с моей нелюбимой кузиной Екатериной Грей и графом Гертфордом, сыном покойного лорда-протектора, рослым, хорошо сложенным, однако туповатым юношей, которого я никогда не жаловала.Что-то в том, как Екатерина повернула бледное, словно примула, лицо к моему лорду — это мой лорд, слышишь, Екатерина! — ив том, как он с улыбкой внимает ее словам, задело меня за. живое.— Ее Величество королева!При выкрике герольдов он резко выпрямился и очутился рядом со мной.— Ваша Светлейшая милость!Я не утерпела, яд так и брызгал из меня:— None vien ingannato, se поп che si fida!За спиной у меня Мария Сидни, сестра Робина, и Джейн Сеймур деликатно отступили на несколько шагов. Глаза у Робина расширились, словно от сильной боли. Он медленно повторил:— «Кто слишком доверяет, бывает обманут»?Вы слишком мне доверяли? Доверяли? И обмануты — мною? Миледи, чем я заслужил подобный упрек?Я злилась на него и еще больше на себя.— Ничем! Прикажите музыкантам, пусть играют! Пусть все танцуют!Он покачал головой, все еще недоумевая.— Конечно, Ваше Величество… — Оглянулся на Екатерину — она ластилась к графу Гертфорду еще нежнее, чем за минуту до того к Робину. Лицо его потемнело. — На вашу пословицу, мадам, я отвечу другой! Chi ama, crede — кто любит, верит!— Chi ama… — Я взорвалась:— Это ложь!Chi ama, tene! Кто любит, страшится! Всегда!Всегда, всегда! — И, к своей ярости, разразилась слезами.Он стремительно шагнул вперед и схватил меня за руку.— Освободите зал! — крикнул он лорду-гофмейстеру. — Ее Величество удаляется!Стража ринулась вперед и расчистила мне путь сквозь толпу.— Идемте, миледи!Подняв голову, кивая и улыбаясь по сторонам, словно все в порядке, Робин быстро провел меня через толпу в смежную комнату.— Подайте Ее Величеству вина, смочите салфетку в розовой воде и оставьте нас, — приказал он служителям.В мгновение ока приказ был исполнен. Мы остались одни.Он подошел, нежно поднес к моим губам тяжелый серебряный кубок:— Вот, мадам… глоток канарского… это придаст вам сил…Я отпила. Его рука у меня на лбу была прохладна, нежна, тверда. В мозгу пульсировала боль. Он встал рядом на колени, заботливо приложил к вискам только что смоченную салфетку.— А теперь. Ваше Величество… моя сладчайшая госпожа… царица женщин… скажите, что вас печалит. Неужто мой разговор с леди Екатериной? Вам нечего страшиться! Полноте, вы затмеваете ее, как звезда — головешку! Скажите же, чем я вызвал вашу ревность?Меня затрясло, слезы хлынули градом. Я понимала, как жалко выгляжу, но я должна была сказать:— В слове «чем» — три буквы, и одна из них «эм»!Его лицо исказила невыразимая мука.— О, миледи… леди Елизавета! Не плачьте из-за этого! Не плачьте из-за нее… или из-за меня!Как объяснить ему, что я плачу не из-за нее, но из-за нас двоих?— Робин… прости меня… что с Эми? Что с твоей женой?И вновь его черты исказила нестерпимая боль.— Мадам, вы не можете не видеть — не догадываться, — как мало она для меня значит! — Он затряс головой яростно, почти иронично. — Но она по-прежнему моя жена, да, моя дорогая « женушка!Его горечь была как на ладони. Мне захотелось сделать ему больно.— Но вы женились на ней!Он почти оскалился.— В семнадцать лет? Что мальчишка в эти годы понимает, кроме зова плоти? А когда я набросился на нее, как каннибал, и пресытился до отвала, что осталось потом?Телесные браки начинаются с радости, а кончаются горем.Пророческие слова Сесила, сказанные на Робиновой свадьбе, через десятилетие глухо отозвались в моих ушах. Бедная Эми. Ах, бедная Эми! Сафо словно знала ее историю, описав ее удел: «Лань, что со львом спозналась, от любви погибнет».Жалость переполняла меня.— Неужели совсем ничего не осталось?Он зло рассмеялся:— Для меня — сыворотка из-под прокисшей страсти. Для нее — нечто худшее, муж, который ей теперь отвратителен.Его холодные слова леденили мне кровь; однако я так же хладнокровно им радовалась. Теперь он мой! Не скажи он этого, я бы не могла его любить — любить человека, чье сердце затребовано, отдано в залог и сохраняется за прежней владелицей, — нет, это не для меня, не для Елизаветы, королевы Елизаветы!Последнее прикосновение к ране, потом я, словно лекарь, попытаюсь ее исцелить. Я коснулась его руки:— Господь не дал вашей супруге?..Робин тяжело вздохнул:— Будь у нас ребенок, она, возможно, сохранила бы в нем память о нашей любви. Но тогда ничего не вышло из нашей первой любовной игры, из моего короткого медового месяца с ее телом. А теперь…Он осекся и затравленно уставился в стену.Мне нужно было знать.— А теперь? — понукала я Робина.Он посмотрел мне прямо в лицо. Глаза его были пронизаны болью.— Теперь я к ней не прикасаюсь, — сказал он отрешенно. — А ведь она, бедняжка, по-прежнему меня любит. Для нее было б лучше, чтоб я убил ее тело, чем вот так убивать живую душу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55