Внутри лежали написанные по-латыни документы на владение… «усадьбой Хэтфилд…» и другие на «…строения по Набережной, именуемые Сомерсет-хауз…»— Что это значит?— Герцог Сомерсет позволил вам жить в Хэтфилде, и вы решили, что усадьба принадлежит вам. Но это не так: он владел документами и мог выгнать вас в любую минуту. Теперь мой отец дарит ее вам — в полную собственность, навечно. А с дозволения короля он передает вам и городской дом покойного герцога на Набережной.— Ас какой стати?— Вы — любимейшая сестра короля, и его милость желает…Я понимала: он, как актер, повторяет, что ему велели.— О, Робин, умоляю вас, скажите, что это значит?!Он замялся.— Намечаются… перемены, — с каменным лицом произнес он. — Если бы вы согласились поспособствовать… поддержать… или хотя бы тихо оставаться в Хэтфилде…— Какие перемены? И зачем мне уезжать в Хэтфилд? Почему мне нельзя остаться при дворе?— Вы узнаете в свое время. Я взглянула на документы, потом на этого холодного незнакомца.— А если я откажусь… способствовать?— Носилки готовы — они ждут у дверей. По приказу короля вы немедленно покидаете двор. Глава 13 По приказу короля?— Позвольте мне поговорить с Его Величеством!— Мадам, это невозможно…— Я поговорю с королем!
Лицо его сильно исхудало, он был очень бледен. Я-то думала, у него просто недомогание. Теперь я видела болезнь в его глазах, в тонких посиневших губах, недуг чувствовался даже в атмосфере комнаты. И что еще хуже: я вновь видела Эдуарда, внушавшего мне страх, холодного фанатика моих первых дней при дворе.Однако начал он приветливо, хотя его словам и недоставало теплоты:— Итак, сестрица, ваших владений прибыло! Хэтфилд, и Сомерсет-хауз, и, как я полагаю, еще усадьба или две — разве не так, милорд?Он слегка обернулся к Нортемберленду, который предупредительно склонился над постелью. Тот ответил без промедления:— Да, сир.Я собрала все свои силы.— Сэр, я хотела бы знать, чем заслужила столь щедрый дар из рук Вашего Величества. Он взглянул мрачно.— Король, наш отец, завещал вам Хэтфилд. Вы его не получили. Я считаю, лучше устроить все, пока мы можем… пока мы еще живы… чтобы после нашей смерти дьявол не воспользовался нашими грехами недеяния, поскольку и так придется расплачиваться за содеянные.Что за всем этим скрывается? Я попыталась ободрить его, а заодно и себя:— Я надеюсь, Ваше Величество не помышляет о смерти! Мы каждый день молимся о вашем здоровье, и я с радостью вижу, что вы идете на поправку.Он посмотрел мне прямо в лицо.— Мы все должны умереть, когда пожелает Господь; и я в том числе.Его глаза были пусты. В лице не было ни кровинки, он лежал в белой рубахе, безжизненно вытянув руки и ноги, словно уже и не живой человек, а мраморное изваяние.Я почувствовала себя на краю пропасти. Если Эдуард умрет… Но и сейчас я не могла помыслить немыслимое.Нортемберленд, хваткий, как терьер, воспользовался паузой:— Его Величество сделали этот подарок, мадам, чтобы показать вам силу своей щедрости… И силу своей власти надо мной?— ..награждать тех, кто чтит его богоугодную политику, кто искренно старается следовать его заповедям…— И подчиняется моим законам!Голос Эдуарда резанул, как скальпель хирурга, оставив в моей душе кровоточащий порез.— Мы все повинуемся вам, сир, вы — король.Но и король может ошибаться, как ошибался отец.Я принудила себя продолжить:— Господь повелел нам слушаться вас — во всем, что не противоречит закону и соответствует слову Божьему…Нортемберленд сдержался, чтобы не вздрогнуть, и повернулся к королю. Эдуарда свела судорога, он закашлялся. Они обменялись молниеносными взглядами; грозовой диалог между ними продолжался некоторое время, но ни слова не было произнесено вслух. У меня упало сердце, но я продолжала лепетать:— Не то чтобы Ваше Величество могли преступить закон…Я не договорила. Наступило молчание. Вот тут-то я и поняла, что Эдуард намерен вступить на путь, который для меня заказан; что он не остановится ни перед чем в осуществлении своей воли. А Нортемберленд, надо полагать, его вожатый и лоцман; оба стремятся к одному. А без короля или без каких-то ухищрений, которые продлили бы правление Эдуарда, Нортемберленду не удержаться.Но что Эдуард задумал? Я терялась в догадках. «Беги отсюда, — взывал страх. — Спасайся, беги!» Меня не было при дворе, когда лорд-протектор оступился в этой властной игре, пусть не будет и сейчас. Я упала на колени:— Сир, если вы позволите мне оставить двор… позаботиться о своих поместьях, вашем щедром даре…Я уехала в тот же день. Знала ли я, как сильно изменится мир, как сильно изменится к худшему, прежде чем я снова окажусь при дворе? И что мне больше никогда-никогда не суждено видеть Эдуарда?
Я знала так мало — да и откуда в моей сельской глуши было узнать, что происходит? Скоро, очень скоро мои страхи подтвердились самым ужасным образом. Сперва сообщили, что Эдуард оправился от оспы и снова в добром здравии. Мало того, он проехал по лондонским улицам в полном вооружении, а затем бился на ристалище, как в лучшие свои дни. Однако за новым, здоровым фасадом сохранялась его хрупкость. В ноябре у него появился спутник, теперь уже до конца жизни — сильный кашель, который тряс его днем и ночью. Семена гнили глубоко укоренились в его легких. Больно было смотреть, как содрогается его тело; теперь он постоянно держал одно плечо выше другого.Узнав об этом, я сменила ежедневные молитвы на ежечасные. Однако самое страшное было впереди. «Сейчас мы знаем, чего хочет король, или по крайней мере опасаемся, — писал мне Сесил, теперь сэр Вильям, посвященный за заслуги в рыцари;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60