Она, стараясь не уронить, держала в руках тарелку с горой неочищенных креветок и пластиковую упаковку соуса для них. Когда все это было выставлено на стол, Уокер пододвинул своей спутнице стул. Фейт уже собиралась снять пиджак и закатывала рукава шелковой блузки, как Уокер сказал:
– Не прикасайся ни к чему, я кое-что забыл.
Как только он ушел, Фейт набросилась на гору креветок.
Они были истинным наслаждением – свежие, сочные, потрясающе приготовленные.
– Я же велел тебе подождать, – сказал Уокер, когда вернулся.
Не глядя на него, она произнесла что-то похожее на вопрос: «Я что, дура?»
Улыбаясь, он дал ей чистый передник, который попросил на кухне.
– Встань и надень. У нас нет времени возвращаться в гостиницу и переодеваться.
– М-м… – Она с трудом оторвалась от креветок, облизала пальцы и торопливо встала. После чего повернулась к Уокеру спиной и развела руки в стороны. – Надевай, – сказала Фейт.
Секунду поколебавшись, Уокер соединил завязки бантиком на шее Фейт. Ему тяжело было не замечать тепло, исходившее от ее кожи, и той экзотической смеси запахов, которые она источала. Когда Уокер завязывал передник на талии, он почувствовал в руках ее изящное тело. Он заставлял себя не волноваться, но все попытки усмирить голос плоти были тщетны.
Уокер сел за стол, поерзал и понял, что тестостерон способен спровоцировать боль в паху. Не так-то легко сидеть, когда у тебя все напряжено. Да еще рубиновое ожерелье в трусах… А если она будет продолжать облизывать свои пальцы и постанывать, как сексуальная кошечка, он совершит какую-нибудь глупость. Например, схватит и оближет ее всю целиком. Сам.
Вместо этого Уокер разделал несколько жареных устриц на кусочки и окунулся в воспоминания детства, которые возвратили его в то время, когда он, ощущая сильный запах грязной воды, сгребал устриц в соленом болоте. Острые края раковин больно врезались в плоть, а солнце жгло тело, словно миллионы кинжалов. Болотные топи то там, то здесь вспыхивали белым оперением цапли, а темная вода мерцала от медленного движения аллигатора, след которого лишь рябью выдавался на поверхности. Уокер помнил, как прохладно скользила вода по загорелой коже и восторг от того, что в его сети корчится рыба, а в ловушках ощетинились крабы. Никогда он не забудет, как между пальцами на ногах сжимается грязь.
И словно эхо, отзывался в его душе голос покойного брата. Его рваные штаны, беспечная улыбка… Как трудно жить без него! Лот стал интересоваться женщинами еще до того, как начал бриться. Ах, если б он тогда его послушал…
«Пошли. Мы можем это сделать. Уокер, ты вытащил нас живыми из Колумбии. Что такое несколько афганских соплеменников по сравнению с этим? Подумай о приключении!»
Лот верил, что его брат может вытащить их из любых ситуаций. И Лот умер.
Фейт наблюдала за тем, как ожесточенно Уокер расправляется с устрицами. Если она хочет их попробовать, ей стоит поторопиться.
– Ты, по-моему, не остановишься, пока не расправишься со всеми.
Уокер кисло скривил губы.
– Это целая проблема, милая.
Она фыркнула:
– Не сомневаюсь.
– И не стоит.
Несмотря на такую невежливость – или вопреки ей, – Фейт одарила Уокера ослепительной улыбкой и молча начала перекладывать часть еды с его тарелки в свою.
– Я вынуждена забрать свою половину рыбы и устриц.
Он посмотрел на нее долгим напряженным взглядом и позволил своим губам дрогнуть.
– Давай.
Фейт наслаждалась нежным, ароматным филе морского окуня и спрашивала себя, что же кроется в душе Уокера. Это, конечно, не ее дело, но слишком часто в его глазах она видит такую вот боль.
Уокер смотрел в свою тарелку и думал о том, что незачем вспоминать ужасные ошибки прошлого, которые повлекли за собой раннюю смерть брата, незачем думать об ошибках, которых надо избегать в будущем, и уж точно незачем любоваться женщиной, вид которой заставлял все его тело напрягаться.
Надо все это выкинуть из головы. Нет никакого смысла думать о том, как приятно было бы раздеть ее, словно креветку, и попробовать на вкус. Уокер ощущал боль в теле, чувствуя горячую страсть Фейт, скрытую за холодноватым обликом.
Тихо выругавшись, он продолжал расправляться с рыбой и жареными креветками. И то и другое было одинаково горячим, нежным, свежим.
Пока Уокер ел, он не мог не заметить, что Фейт, несмотря на медленный старт, уже наловчилась чистить креветки. Неровная горка прозрачных розовых очисток росла на салфетке. Она опускала креветки в пряный соус-коктейль и облизывала пальцы, вынимая из панциря нежное мясо.
Это зрелище сводило его с ума.
– Ты съешь свой палец рано или поздно, – пробормотал Уокер.
– Я его облизываю, а не жую.
Он выхватил пачку бумажных салфеток из поцарапанной металлической салфетницы, стоявшей на таком же поцарапанном столе, и протянул ей.
– Зачем? Никто же не видит, – удивилась Фейт.
– Я вижу.
– Нет, – парировала она. – Ты же облизываешь свои пальцы.
– Мне можно, я мужчина.
Она удивленно посмотрела на него:
– Что-то не улавливаю смысла.
Уокер проиграл в этой беседе. Ему хотелось хохотать и ругаться одновременно.
С большой осторожностью он вытер руки салфетками, от которых отказалась Фейт. Она тем временем продолжала уплетать креветки.
– Ты разве не собираешься поделиться со мной? – спросил Уокер, отправляя в рот последний кусок рыбы.
– Собираюсь, только не сейчас.
На этот раз Уокер засмеялся. Не долго думая он взял большую горсть креветок из ее тарелки и начал быстро их чистить. Фейт не могла дать себя обогнать.
Разговоры за соседними столиками вдруг прекратились: народ наблюдал, как леди в шелковой блузке и мужчина в черной спортивной куртке наперегонки ели два фунта креветок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100