– Так близко и так чертовски далеко, – пробормотал он и тихо, но злобно выругался, так что по спине Рибы прошел холодный озноб. После второго долгого осмотра он повернулся и направился вниз по тоннелю, туда, откуда они пришли, ведя за собой Рибу. Она шла медленно, понимая, что удаляется от солнечного света, сиявшего над толщей скал.– Готов побиться об заклад, он забросил шахту в 1908 году, когда китайская императрица умерла и розовые турмалины перестали покупать, – спокойно сказал Чанс, словно вовсе не впадал в ярость минуту назад. – Иисусе, как же он должно быть, ненавидел Чайна Куин!– Кто?– Человек, который зажег спичку, взорвал вход в шахту и ушел навсегда.Никто из них больше ничего не сказал до тех пор, пока Чанс не остановился перед той частью тоннеля, которая так заинтересовала его раньше. Сняв перчатки, он осторожно провел кончиками пальцев по стене, как раз над креплением. Риба безмолвно ждала, слишком ошеломленная, чтобы задавать вопросы. Сама мысль о том, что небо и солнце так близко, едва не сводила с ума, но Риба, осознав, что пустые волнения ни к чему не приведут, сосредоточилась на Чансе.– Я собираюсь кое-что попробовать, – сказал он наконец, отступив от стены. – Если это не сработает, поедим, отдохнем и потом решим, в каком месте пробивать вход в старом завале.Сняв рюкзак и ружье, он отложил их в сторону, прислонил к стене лопату и взял кирку. Потом посмотрел на Рибу и улыбнулся:– Еще один поцелуй на удачу?Риба молча бросилась в объятия Чанса, изголодавшись по его теплу, по чувству безопасности, всегда охватывающему ее в его руках. Она прижалась к нему, что-то неразборчиво бормоча, ощущая, как он окутывает ее своим телом, вливая силу и мужество, чувствуя на языке соленый вкус его пота, смутно сознавая, что и он, в свою очередь, упивается ее вкусом, ласкает ее с нежностью и голодом, пробудившими в ней желание никогда не покидать его объятия.– Если удача будет хотя бы вполовину такой ослепительной, как поцелуй, – прошептал Чанс, сжимая Рибу так крепко, что она не могла дышать, – считай, что мы уже выбрались отсюда.Он слегка разжал руки и осмотрелся.– Стой примерно в трех метрах выше по тоннелю, – велел Чанс, показывая назад, на гору обломков гранита. – Если крепление не выдержит, не хочу, чтобы ты набрала земли в ботинки, – добавил он, мрачно улыбаясь.Риба отошла на пять шагов, повернулась, и стала наблюдать. К ее удивлению, Чанс не подошел к стоявшим в ряд вертикальным подпоркам, а направился к брусьям, нагроможденным у твердой стены. Потом, встав спиной к опорам, он поднял кирку и вонзил ее в беспорядочную груду брусьев. Дерево, хотя и старое, оказалось на удивление крепким. Вопреки ожиданиям Рибы от бревна не отлетело ни единой щепки. Чанс с силой дернул за рукоятку кирки, пытаясь сдвинуть бревно. Толстый кусок дерева, чуть заметно вздрогнул, и с него полетели комья грязи. Чанс снова дернул. Под черной фланелевой сорочкой, натягивая ткань, напряглись мускулы. Еще рывок – и швы на спине разошлись. Зато бревно стронулось на несколько дюймов. Но Чанс упрямо продолжал тянуть снова и снова, вытаскивая тяжелую балку из многолетнего гнезда.Всего бревен было семь, и каждое такое же толстое и тяжелое, как первое. Как только одно покачнулось, угрожая сбить с ног Чанса, Риба метнулась вперед и попыталась остановить его. Бревно упрямо ползло вниз. Шесть футов длины, восемь дюймов ширины и, должно быть, немалый вес.В конце концов Рибе пришлось подпереть бревно камнем, чтобы удержать его на месте. Но Чанс ничего не замечал, занятый поединком с упрямым креплением; в случайной вспышке нашлемной лампы его глаза сверкнули кованым серебром. В длинной прорехе на спине было видно, как под блестевшей, как смазанный металл, кожей перекатываются мускулы.Риба стояла и смотрела, забыв о времени, о страхе, забыв обо всем, кроме Чанса, не в силах отвести от него глаз, завороженная первобытной силой и мощью. И когда Чанс сдвинул с места последнее бревно, стена тоннеля обрушилась. Чанс отпрыгнул в сторону, увлекая за собой Рибу. Они вместе молча наблюдали, как земля осыпается вокруг вертикальных опор, скрывая их едва ли не наполовину.– Чанс, – хрипло сказала Риба, чувствуя жар его вспотевшего тела, – вся твоя работа насмарку…Он легко коснулся ее щеки губами:– Ошибаешься, это сэкономило мне кучу труда.Чанс вернулся к почти уничтоженному креплению, осветив лампой провал на том месте, где земля осыпалась между установленными рядом вертикальными подпорками.– Выключи свет, – велел он.Риба без лишних вопросов щелкнула выключателем. Чанс сделал то же самое. Темнота, бездонная и непроглядная. Чанс снова включил свет, поднял кирку и врубился в стену с такой силой, словно это был первый удар за сегодняшний день, а не сотый. Капли пота скатывались по торсу, падали на землю. Это и тяжелое дыхание были единственными признаками того, как тяжело ему приходилось. Но ритм и сила ударов не менялись. Кирка, пробив грязь и камни, снова вонзалась в дерево. Что-то треснуло. Голубовато-белый луч проник в тоннель.– Что это? – удивилась Риба, подходя к нему.– Дневной свет, – спокойно пояснил Чанс, хотя голос его звенел веселым торжеством.– Но он такой голубой! – недоверчиво пробормотала Риба.– Он всегда кажется таким, после того как много времени проведешь в шахте с искусственным освещением.Чанс протянул руку между вертикальными подпорками, словно набирая солнечные зайчики в пригоршни.– Самый лучший цвет на земле, такой же прекрасный, как сама жизнь.Он тихо рассмеялся и начал снимать пояс с инструментами.– Как думаешь, сможешь протиснуться сквозь эти брусья, котенок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73