Она замечала только то, что могло бы помешать ей, сбить с ног и заставить уронить драгоценную корзинку.Мэг подошла к добротному каменному дому. В свое время отец Гарри был любимым рыцарем Джона, откуда и взялось благосостояние семьи. В четырнадцать лет Гарри, преуспевающий помощник – сквайр, собирался стать рыцарем. Но он был искалечен в том же самом бою, в котором убили его отца. Поэтому Гарри стал сторожем Блэкторна и свободным владельцем хотя и маленького, но собственного кусочка земли.Местная повитуха, должно быть, смотрела в окно: она выскочила на крыльцо, как только Мэг ступила на дорожку.– Спасибо, миледи! – воскликнула она с облегчением, хватая руку Мэг и целуя ее. – Бедняжка уже совсем без сил.– Здесь есть вода?– Есть.Повитуха, судя по всему, очень хорошо помнила те роды, когда Мэг звали на помощь. Она, может, и не понимала значения глендруидских водных ритуалов, но теперь уже не сомневалась в их чудодейственной силе.Мэг пришлось наклонить голову, чтобы пройти в дверь. Все в доме говорило о тяжелом состоянии Адели: везде грязь, на полу разлитая овсянка. Заботливые руки хозяйки не могли заняться уборкой – они беспомощно метались по одеялу.– Она только что задремала, – тихо сказала повитуха.Кровать Адели стояла у самой дальней стены. Во всем доме только у матраса был свежий запах, потому что Мэг послала с Гарри мешочки с травами.Хотя Адель была всего на три года старше Мэг, выглядела она на все сорок – старуха. Она вышла замуж в тринадцать лет и родила первого ребенка еще до того, как ей исполнилось четырнадцать. За девять лет замужества у нее было девять детей, трое из которых умерли.Мэг подошла к очагу и налила в чашу теплой воды, потом бросила туда три травинки и несколько щепоток мыла, которое она варила сама. Напевая про себя, Мэг сняла верхнюю тунику с длинными узкими рукавами и погрузила руки в воду.
Сбрось одежды пыльных дорог И храни воду вдали от старых грехов, Покрой свое тело одеждой из трав, До болезни дотронься здоровой рукой, Останови, где должна, пляску смерти, Помоги, где можешь, цветку жизни. Бог хранит всех между небом и адом, Ради него терпишь ты эту муку. Аминь.
Мэг дотронулась до своего золотого нательного крестика. Он принадлежал когда-то ее матери, и Анна хранила его в инкрустированной шкатулке, ожидая свадьбы дочери."Если бы ты была здесь, мама! Твои руки так быстро облегчали боль страждущих.Но никто не смог облегчить твою боль".Стряхивая оставшиеся на пальцах душистые капли, Мэг натянула на себя ритуальную рубашку. Ее надевали только один раз, при рождении ребенка или у постели больного; после этого рубашка сжигалась под пение рун.– Где остальные дети? – тихо спросила Мэг.– Самые маленькие – у сестры Адели, а остальные в поле.– И никто не остался с Аделью?Повитуха пожала плечами:– Девочки еще слишком малы, а мальчики нужны для работы в поле. В доме не хватает рук, чтобы за всем следить. Как только полевые работы закончатся, кто-нибудь да выгребет эту грязь и принесет свежего камыша.– Это надо сделать сейчас.Повитуха поджала губы, но не стала спорить. Она вышла во двор за лопатой.Как только Мэг опустилась на колени перед кроватью Адели, та открыла глаза.– Миледи, – прошептала она, – я просила их не посылать за вами. Ваш господин будет вне себя от ярости.– Это не имеет значения. Как ты себя чувствуешь?Пока Адель говорила, Мэг наклонилась к ней поближе и начала осторожно ощупывать нежными руками большой живот. * * * – Молодец! – сказал Саймон, прислонясь к каменной стене башни и тяжело дыша.– Ты тоже, – ответил ему Доминик. – К сожалению. Потому что моя голова гудит, как колокол.– А мои ребра визжат, как поросята.Доминик со смехом стащил с себя шлем и протянул его подбежавшему оруженосцу. Томас Сильный приказал Эдит открыть еще один бочонок эля. По сигналу Доминика рыцари опять начали тренироваться. Вскоре весь двор наполнили лязганье мечей и щитов и крики разгоряченных воинов.Доминик потянулся и движением мускулистых плеч поправил кольчугу. Он взглянул на верхний ярус башни. Все окна были открыты настежь, кроме окна Мэг; тяжелые деревянные ставни не пускали теплые солнечные лучи в ее комнату.Саймон проследил за взглядом брата.– До каких пор ты собираешься держать жену взаперти? До самой смерти?Доминик странно улыбнулся:– Я пока не решил. Мне нравится обращаться с ней, как с наложницей в гареме. Оказалось, что это очень приятно – кормить ее с руки. А самому есть из ее рук еще приятнее.Саймон испытующе посмотрел на него. Потом он повернулся и, взглянув брату прямо в лицо, взволнованно заговорил:– Мари права. Эта ведьма околдовала тебя. Ты совсем не занимаешься любовью со своей женой и не пытаешься делать это с другими женщинами.– Я слишком занят. Я приручаю своего соколенка.Мужское удовлетворение, явственно прозвучавшее в голосе Доминика, заставило Саймона всплеснуть руками.– Я и не надеялся, что ты поймешь. – Доминик взглянул на брата. – Но послушай, что я тебе скажу.– Да уж, будь добр! – ухмыльнулся Саймон.– Когда мы с женой запираемся ото всех и когда она сидит одна, мне нечего беспокоиться о том, что ее соблазнит этот шотландец с глазами газели и медоточивым языком, который хочет убить меня и овладеть моей женой и моим замком.Саймон был явно недоволен.– Ты можешь держать ее взаперти, сколько тебе хочется, – сказал он резко. – Но жители замка начинают беспокоиться. Они опасаются за жизнь своей хозяйки и говорят о Дункане из Максвелла.– А, дьявол! – взорвался Доминик. – Я не тронул ни одного рыжего волоска с ее головки. Я содержу ее, как охотник своего лучшего сокола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83