Он лег рядом с ней, и руки его заскользили по ее груди. Габриэль прикасался к ней, нежной и упругой, гладил, ласкал. Другая его рука оказалась у нее под головой. Его длинные пальцы уже вынимали шпильки из ее волос, давая им возможность рассыпаться по подушке, но он был осторожен и не тронул трех цветков, приколотых к ее прическе.Когда его пальцы сжали сосок, Алатея со стоном подставила губы его поцелуям, и он жадно принял этот дар, сознавая, что теперь может больше не сдерживать себя. Теперь она была с ним, принадлежала ему, они томились одинаковой жаждой, одинаковым желанием овладеть, удержать, увериться в своем праве на другое существо, в том, что они вместе прошли через смертельное испытание и выжили. Они обрели наконец свободу любить друг друга и не думать больше ни о чем.Каждый спешил раздеть другого, они хотели принадлежать друг другу совершенно обнаженными. Их тела соприкасались, и между ними не было даже тончайшей преграды. Их ноги и руки переплелись, и они лежали в коконе из покрывал, как в уютном гнездышке. Габриэль прижимал Алатею к себе, двигался в ней, обнимал ее руками и ногами. Одно движение, и он ощутил жар и влажность ее пленительной плоти.Алатея со сладким вздохом раскрылась для него. Ее тело изогнулось, напряглось, потом расслабилось — казалось, она тает, плавится. Ее капитуляция была полной. Габриэлю хотелось, чтобы она не скрывала своих чувств, своей страсти, своей любви, поэтому его ласки были медлительными, и их тела двигались в совершенной гармонии. Они чувствовали, что это гармоничное слияние означало такое же гармоничное слияние их жизней, глубокое и полное. Когда его тело приподнималось над ней, она стремилась вслед за ним, стараясь быть ближе, прижаться, слиться, раствориться в нем.Он легко подчинялся ей, и это продолжалось до бесконечности. Ее тело волнообразно изгибалось под ним — живой и теплый бархат, роскошь и богатство, счастье и гордость любящей женщины.Он снова и снова овладевал ею, и она с восторгом принимала его. Наконец Габриэль замер, наслаждаясь ее трепетом и чутко прислушиваясь к ее удовлетворенному вздоху.Подождав, пока тело ее совсем расслабится, он задвигался снова.Прошло некоторое время, прежде чем она зашевелилась, приноравливаясь к нему, к его ритму. Ее веки затрепетали, глаза раскрылись, и Габриэль увидел устремленный на него внимательный взгляд. Его язык коснулся ее губ, проник в нее глубже, и опять все ее тело изогнулось.Он заметил изумление в ее глазах.Мгновением позже он почувствовал ее руки на своей спине — они ласкали и гладили его без всякого принуждения.Она перехватила его взгляд.— Что?— Я хочу слышать тебя. Хочу, чтобы ты это сказала.Это было произнесено тихо, ровным голосом, но вполне отчетливо. Алатее не нужно было спрашивать, что он хочет от нее услышать.Она слегка пошевелилась под грузом его тела и прошептала:— Мне пора домой.Он покачал головой:— Нет, пока ты не скажешь этих слов, я буду держать тебя здесь, нагую, горячую и жаждущую меня, пока ты не скажешь, что любишь меня.— Жаждущую? Ты говоришь не обо мне…Его поцелуй заставил ее замолчать. Приподнявшись, Габриэль глубоко вошел в ее пленительную нежность, в ее притягательную влажную глубину.Алатея задыхалась, голова ее металась по подушке, она даже прикусила губу, чтобы не застонать.— Ты… ты же знаешь, что это так.— Да, знаю. Сегодня у меня не осталось ни малейшего сомнения. Теперь об этом знают даже Чарли и Чиллингуорт.Алатея чувствовала себя настолько расслабленной, что не сразу нашла силы для ответа.— А почему они должны были что-то заподозрить?Габриэль не решился улыбнуться, хотя ему и очень хотелось.— Но ведь ты почти прикончила человека, чтобы спасти мне жизнь, а в последние два часа не переставая суетилась вокруг меня, хотя каждому было ясно, что это всего лишь царапина. У бедного Чиллингуорта ты, вероятно, вызвала разлитие желчи.Алатее хотелось вспылить, рассердиться, но тело ее еще оставалось во власти сладостного жара, а голова отказывалась соображать.— Я не догадывалась, что… Ты обвел меня вокруг пальца…— Это любовь обвела тебя вокруг пальца.Габриэль склонился над ней и нашел ее губы. Поцелуй его был полон чувственного обещания.Но Алатея не хотела сдаваться. Только сегодня она полностью поняла, к чему может привести их взаимная любовь. Разделенная радость любви влекла за собой страх потерять любимое существо — тогда жизнь ее навсегда лишится смысла. В любви, как выяснилось, присутствовали такие глубины, о которых она и не подозревала; любить сильно и глубоко было страшно.— Если это так очевидно…Габриэль слегка отстранился от нее.— Не в этом дело. Очевидно или нет, я хочу услышать это от тебя.Он снова был с ней, он снова овладевал ею медленно, стараясь возбудить, но не удовлетворить. Однако он слишком желал ее.— Почему? — спросила она, изгибаясь и стараясь привлечь его к себе еще ближе, затянуть еще глубже.— Потому что, пока ты не произнесешь этих слов, я не буду уверен в том, что ты любишь меня.Теперь она широко открыла глаза и смотрела на него, погружаясь в его взгляд. В его глазах под тяжелыми веками она не заметила и тени насмешки. Габриэль был серьезен.— Конечно, я люблю тебя.Его лицо не изменило выражения — чеканные черты не дрогнули.— Вот и хорошо. Значит, ты выйдешь за меня замуж.В его словах не было сомнения. Алатея вздохнула, стараясь не улыбнуться, — он бы не оценил юмора.Теперь поводья были в его руках, и он как безумный нахлестывал и гнал своих коней прямо к церкви.Габриэль все еще был слит с ней воедино и смотрел на нее почти мрачно.— Ты не выйдешь из этой комнаты, пока не скажешь «да», даже если мне придется продержать тебя здесь несколько недель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95