Да и происшествие на Ньюмаркетской дороге было, похоже, случайностью. Под охраной Эм и ее слуг Люсинде Бэббакум ничего не грозило.
Однако, когда они устроились в городе, ситуация изменилась. Он таился сколько мог, избегая любых появлений в свете и скрывая свое присутствие в Лондоне от светских матрон. Он скрывался в клубах — «Мэнтонсе» или «Джексонсе», — не появляясь в Гайд-парке в те часы, когда туда выезжал свет, не прогуливался по модным улицам и в основном достиг своей цели.
Поскольку Долиш проводил время на кухне Хэллоуз-Хауса, Гэрри был в курсе всех событий и выползал на свет Божий только тогда, когда это было абсолютно необходимо.
Как сегодня вечером. Таким образом, ему пока удавалось защищать эту несносную женщину от назойливых постояльцев гостиниц и светских повес… к всеобщему замешательству бомонда. Когда он появлялся среди нежных созданий, явно сосредоточив внимание на Люсинде Бэббакум, дуэньи и мамаши мало что могли предпринять.
Гэрри отложил перо. Без всякого сомнения, у него нет причин праздновать победу: сезон еще не закончился. Он нахмурился и встал, с надеждой думая о том, что сможет вести себя как джентльмен в оставшееся время.
А затем, расправив плечи, отправился переодеваться.
— Скажите, мистер Лестер, вы получаете наслаждение от светских развлечений?
Вопрос застал Гэрри врасплох. Он взглянул на лицо партнерши, вежливо-вопросительное, затем сосредоточился на том, чтобы без приключений докружить ее до конца бального зала леди Хеммингхерст. По прибытии на бал он обнаружил ее уже окруженной… толпой самых известных лондонских повес. Не теряя времени даром, он извлек ее из этого окружения.
— Нет, — ответил он и, осознав смысл собственного ответа, умолк.
— Тогда почему вы здесь? — Люсинда не сводила глаз с его лица и надеялась на честный ответ. Вопрос, который она задала, с каждым днем становился для нее все важнее, а он не предпринимал ничего, чтобы сблизиться с ней.
Сравнение его с лошадью, предложенное Эм, оказалось очень точным. Он последовал за ней в Лондон, но, казалось, был полон решимости не навязывать ей свое общество. Сопровождал ее во все четыре столичные гостиницы Бэббакумов, не отходя от нее ни на шаг во время инспекций, но ни разу не предложил отвезти ее куда-нибудь еще. Совершенно не реагировал на все ее замечания о Гайд-парке и развлечениях Ричмонда и Мертона. А когда она завела разговор о посещении театра, просто окаменел.
Что касается того, как он вел себя на балах, она могла сравнить его только с собакой на сене. Некоторые, лорд Рутвен например, находили ситуацию чрезвычайно забавной. Другие, как и она сама, начинали терять терпение. Гэрри снова взглянул на нее, наткнулся на пристальный взгляд и грозно нахмурился.
— Как это понимать? Вам хотелось бы заняться вашими лошадьми? — мило спросила она.
Гэрри раздраженно сдвинул брови.
— Да. Я предпочел бы оказаться в Лестершэле.
— В Лестершэле?
Его взгляд сделался отстраненным.
— Лестершэл-Мэнор — мой конезавод. Он назван по деревне, которая, в свою очередь, получила имя от главного имения семьи.
Старый фамильный дом крайне нуждался в ремонте. Теперь у них имелось достаточно денег, чтобы восстановить его. Обширное здание обладало всеми данными, чтобы стать замечательно удобным домом; когда он женится, то будет жить там.
Когда он женится? Гэрри стиснул зубы и заставил себя снова взглянуть на лицо партнерши. Люсинда с вызовом смотрела на него.
— Так почему же вы не там?
Потому что дом пуст. Несовершенен. Слова прыгнули в его сознание прежде, чем он смог от них отказаться. Ее голубые глаза влекли его к опасной грани; слова жгли язык. Мысленно скрежеща зубами, он улыбнулся одной из своих самых отработанных улыбок.
— Потому что я здесь и вальсирую с вами.
В его тоне не было и намека на обольщение. Люсинда продолжала невинно смотреть на него широко распахнутыми глазами.
— Смею ли я надеяться, что вы получаете удовольствие?
— Моя дорогая миссис Бэббакум, вальс с вами — одно из редких вознаграждений за мой нынешний образ жизни.
Люсинда позволила себе недоверчиво прищуриться.
— Значит, ваша жизнь тяжела и однообразна?
— Вы угадали. Моему нынешнему образу жизни не позавидовал бы ни один повеса.
— Тогда почему вы так мучаете себя?
Гэрри услышал заключительные такты вальса и автоматически остановился. Ее вопрос звучал в его ушах, ответ звенел глубоко внутри. Ее глаза, нежно-голубые, не отпускали его, маня, успокаивая. Усилием воли он заставил себя отступить, ища спасения в цинизме, так долго спасавшем его.
— Действительно, почему, миссис Бэббакум? Боюсь, что мы этого никогда не узнаем.
Люсинда чуть не заскрежетала зубами. Она положила ладонь на его рукав, раздумывая о том, что единственный вальс, который он себе позволял на каждом балу, никогда не длится настолько долго, чтобы разрушить его оборону. Почему он так упорно не желает признавать то, что они оба знают? Этот вопрос все больше тревожил ее.
— Ваша тетя удивилась, увидев вас в городе. Она сказала, что вас будут… преследовать дамы, желающие женить вас на своих дочерях.
Неужели он действительно считает брак ловушкой?
— Она права, — ответил Гэрри. — Лондон во время сезона никогда не считался безопасным местом для знатных и богатых джентльменов. Несмотря на их репутацию.
— Так вы смотрите на это… преследование только как на неизбежную реальность?
— Такую же неизбежную, как весна, хотя неизмеримо менее приятную… Пойдемте, я отведу вас к Эм.
— Ах… — Люсинда огляделась и увидела тихо колышущиеся драпировки застекленных высоких дверей, выходящих на веранду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82