Эдгар и Уиттиком заперлись в библиотеке — даже солнышку не удалось выманить их оттуда. Муза Эдмонда в последнее время стала очень требовательной: он редко спускался в столовую, а если и спускался, то сидел с отсутствующим видом. Генри, как всегда, бездельничал. Хотя у него с недавних пор проявилась склонность к бильярду и его часто заставали в бильярдной, когда он отрабатывал удары.Открыв дверь, Пейшенс пропустила вперед Мист и прошла за ней. Кошка уверенно побежала по коридору. Пейшенс переставила корзинку на другое бедро. Из дальней гостиной послышались голоса: нытье Анджелы чередовалось с терпеливыми ответами миссис Чедуик. Скривившись, Пейшенс пошла дальше. Анджела выросла в городе и не привыкла к неторопливой деревенской жизни. Приезд Вейна превратил ее в типичную ясноглазую барышню, но она устала от этого образа и вернулась к своей обычной томности и жеманству.Эдит продолжала плести кружева, а Элис за последнее время не проронила ни слова, поэтому нельзя было винить тех, кто забывал о ее существовании.Пейшенс свернула в узкий коридор и прошла в холл. Поставив корзинку на консоль, выбрала тяжелую вазу. Разбирая ветки, она думала о Минни и Тиммз. Тиммз никогда не была такой спокойной и счастливой, как сейчас, когда в доме жил Вейн. То же можно было сказать и о Минни. Она и спать стала лучше. В глазах появился прежний блеск, осунувшееся от тревоги лицо порозовело.И Джерард немного успокоился. Обвинения и намеки в его адрес прекратились, исчезли без следа, рассеялись, как утренний туман над рекой. Как Фантом.Это тоже заслуга Вейна. Фантом больше так и не появлялся. Вор же продолжал свои набеги. Его последний трофей оказался более чем странным: подушечка для иголок Эдит Суитинс. Едва ли можно считать ценностью украшенную бисером подушечку из розового шелка с вышитым профилем его величества Георга III. Эта кража всех обескуражила. Вейн недоуменно качал головой и говорил, что в Холле поселилась сорока-воровка.— Скорее ворон. — Пейшенс взглянула на Мист. — Ты видела хоть одного?Мист бесстрастно встретила ее взгляд и зевнула совсем не дружелюбно. Клыки ее выглядели очень впечатляюще.— Значит, не ворон, — заключила Пейшенс. Тщательно осмотрев с помощью Джерарда все таверны и пивнушки, Вейн не нашел никаких признаков того, что вор продает краденое. Все так и осталось тайной.Пейшенс отставила в сторону корзину и взяла вазу. Мист спрыгнула со стола и, хвост трубой, пошла впереди. По дороге в музыкальную комнату Пейшенс думала о том, что жизнь дома действительно стала прежней, спокойной и размеренной, если не считать эксцентричных выходок вора и присутствия Вейна.До приезда Кинстера музыкальная комната была ее прибежищем, ибо никто из обитателей Холла не имел склонности к музыке. Пейшенс же играла всю жизнь, практически каждый день. Час за пианино или за клавесином, как в Холле, всегда умиротворял ее, немного облегчая груз, лежащий на сердце.Войдя в музыкальную комнату, Пейшенс поставила вазу на столик в центре и, вернувшись, чтобы закрыть дверь, окинула взглядом свои владения.— Все по-прежнему.Мист устраивалась в кресле, а девушка подошла к клавесину.Без определенной цели она перебирала клавиши. Пейшенс знала очень много отрывков и предоставляла своему настроению выбирать мелодию.Пяти минут тревожной, бессвязной игры — перескакивания с одного произведения на другое в поисках музыки под настроение — оказалось достаточно, чтобы ей открылась правда. Не все по-прежнему.Уронив руки на колени, она просто смотрела на клавиши. Жизнь действительно вернулась в прежнее русло, стала такой же, какой была до приезда Вейна. Все произошедшие изменения были только к лучшему. Нет причин для тревоги. Вернее, поводов для тревоги стало меньше. Жизнь текла спокойно и ровно. Она занималась своими обычными делами, старалась четко спланировать дни. Раньше она находила в этом удовлетворение.Однако сейчас она уже не могла и не хотела возвращаться к этой успокоительной рутине, она была… раздражена. Неудовлетворена.Пейшенс положила руки на клавиши, но музыка не приходила. Сознание против ее воли возвращалось и возвращалось к источнику неудовлетворенности. К некоему «истинному джентльмену». Пейшенс взглянула на свои пальцы, неподвижно лежавшие на костяных клавишах.Она тщетно пытается одурачить саму себя. Ее настроение изменчиво, она с трудом владеет собой, не зная, чего хочет, не понимая, что чувствует. У человека, привыкшего отвечать за свою судьбу, управлять своей судьбой, такое поведение может вызывать только раздражение.Пейшенс понимала, что ее положение невыносимо. Это значит, что настало время действовать. Причина ее душевного состояния очевидна — Вейн. Только он, больше никто. Причина всех проблем — ее общение с ним.Можно избегать Вейна.Но, подумав, она поняла, что поставит себя в трудное положение и оскорбит Минни. Да и Вейн вряд ли согласится с тем, чтобы его избегали. И у нее вряд ли хватит стойкости, чтобы избегать его.— Не очень хорошая идея, — решила она. Она вспомнила их встречу в саду три дня назад, когда они оказались одни. И нахмурилась. Что все это значит? Его «не здесь» она потом поняла: ведь сад хоть и огорожен высокой стеной, но виден из окон дома. Но что он подразумевал под «не сейчас»?— Это, — обратилась она к Мист, — предполагает «потом». «Когда-нибудь». И мне бы хотелось знать, когда именно! Позорное, недопустимое желание, но…— Мне двадцать шесть. — Она посмотрела на кошку с таким видом, будто та спорила с ней. — Я имею право это знать. — Мист не мигая смотрела на нее, и Пейшенс продолжила: — Я вовсе не собираюсь переходить границы допустимого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114