Скорее всего их целью была не нажива или удовлетворение низких инстинктов, но вряд ли она вписывалась в рамки закона. Если бы Малколм владел информацией об их противоправных деяниях, он мог бы начать их шантажировать и тем самым легко устранил бы исходящую от них угрозу.
Но Генри, казалось, утратил последние остатки здравого смысла; и его вряд ли удалось бы отговорить от опрометчивых поступков с помощью разумных доводов. Да и что толку спорить с опекуном? Малколм никогда не желал показывать Генри свое истинное лицо и много лет притворялся покорным, застенчивым и исполнительным несмышленышем. Сейчас он тем более не торопился снять эту маску.
Генри был мстительным человеком, и Малколм знал об этом; если опекун заподозрил бы его в обмане, то заставил бы дорого заплатить за многолетнюю ложь и притворство.
Дойдя до Пиккадилли, Малколм перешел на другую сторону улицы и, помахивая тростью, зашагал по тротуару вдоль Грин-парк. Со стороны он выглядел как джентльмен, наслаждающийся погожим деньком.
Анализируя последние события, он пришел к выводу, что сделал все возможное, чтобы спасти себя. В декабре Генри, который, как опекун Малколма, мог свободно распоряжаться его деньгами, начал понемногу тратить их на приобретение редких пистолетов для своей коллекции, и это не могло не беспокоить.
Малколм был вынужден искать другой финансовый источник, из которого Генри мог бы черпать наличные средства на свою безумную страсть, и однажды он напрямую заговорил с опекуном о торговцах живым товаром, предлагавших сотрудничество. Генри сразу же ухватился за эту идею, и Малколм начал действовать. Так они втянулись в преступную деятельность, и теперь Генри не собирался отступать: его устраивало нынешнее положение дел, он совсем не чувствовал надвигающейся опасности.
Впрочем, Малколм нив чем не раскаивался; он считал, что сотрудничество с торговцами живым товаром дало ему бесценный опыт: близился конец их совместной деятельности, и Генри скоро должны были арестовать; тогда-то у Малколма начнется наконец новая жизнь. Когда он избавится от опеки, перед ним откроются сотни дорог. Малколм умел делать деньги и намеревался продолжить это занятие.
Он не сомневался в том, что Генри недолго осталось ходить на свободе. Его опекун зарвался: похитив невесту такого влиятельного человека, как Деверелл, Генри непременно навлечет на себя гнев властей.
Остановившись на углу Арлингтон-стрит, Малколм взглянул на фасад дома своего опекуна. Мисс Маллесон, должно быть, уже находилась там, а значит, оставаться вблизи дома было опасно.
Немного поразмыслив, Малколм двинулся в сторону клуба «Уайте»: там всегда было многолюдно, и он мог пообедать с кем-нибудь из своих приятелей. Сейчас ему следовало постоянно быть на виду, чтобы на него не пала даже тень подозрения.
Глава 21
Лежа на полу катившегося по мостовой экипажа, Феба испытывала боль от каждого толчка. К счастью, в конце концов тугая повязка, впившаяся ей в рот, немного ослабла, и ей стало легче дышать.
Когда карета остановилась, Феба вздохнула с облегчением, но она по-прежнему не могла пошевелиться, и ее руки были крепко связаны. Через черный мешок, накинутый ей на голову, совсем не проникал свет, но, хотя Феба ничего не видела, она знала, что находится в Лондоне, поскольку мучительная поездка в экипаже длилась сравнительно недолго, и до ее слуха доносился знакомый столичный шум, который не заглушал даже шерстяной мешок на ее голове. Фебе казалось, что они находятся сейчас где-то в Мейфэре или вблизи этого района, а фырканье лошадей, топот копыт, грубые мужские голоса свидетельствовали о том, что карета остановилась у конюшен какой-то городской усадьбы.
Дверца экипажа отворилась, и Фебу довольно грубо вытащили наружу.
– Я отнесу ее в дом, – сказал один из похитителей, – а ты постереги лошадей.
– Хорошо, но поторопись. – Его сообщник явно нервничал. – Нам нельзя здесь задерживаться: караульная часть находится слишком близко отсюда.
Похититель что-то проворчал и понес Фебу к дому. Он нес ее, как мешок картошки, положив на плечо, и она почувствовала приступ тошноты. Голова Фебы свешивалась вниз, а ее ноги он прижимал к своей груди. Она не могла держаться за него, так как ее руки были связаны.
К счастью, бандит вскоре остановился, и Феба снова пришла в себя. Ощутив прохладу, она поняла, что находится в помещении, но скорее всего не на кухне. Может быть, это был подвал?
– Идите за мной, – услышала Феба хорошо поставленный голос, который мог принадлежать только дворецкому какого-нибудь великосветского дома.
Теперь похититель шагал осторожно, словно боялся побеспокоить хозяев. Феба прислушалась к его шагам. Сначала он шел по каменным плитам, а потом, поднявшись по ступеням, – по полу, выложенному кафелем. Дворецкий следовал впереди, и вскоре Феба ощутила, что они вошли в узкое пространство; возможно, это был коридор.
Пройдя по нему, бандит внес ее в большое гулкое помещение, скорее всего в вестибюль. Пол и здесь был выложен керамической плиткой, ночерез некоторое время шаги мужчин стали звучать приглушенно: видимо, теперь под ногами у них был ковер.
Маленькая процессия поднялась на второй этаж, а затем снова пошла по застеленному ковром коридору.
Вспомнив наставления Деверелла, Феба начала считать шаги.
Они отошли на двенадцать шагов от лестничной площадки, когда дворецкий остановился и начал позвякивать ключами; скорее всего он собирался отпереть какой-то замок.
Дверь со скрипом открылась, и бандит пронес ее через узкий дверной проем, после чего снова начал подниматься по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106