Кажется, последние две недели я работал осмотрительно и бесшумно.
– Это верно, – подтвердил коннетабль, – и я немало удивлялся, что мне не приходится выручать тебя из узилищ, каналья. Ты ведь если не играешь, то пьянствуешь или если не дерешься, то развратничаешь.
– Но истинным героем последних двух недель был не я, монсеньер, а некий оруженосец нового капитана гвардии виконта д'Эксмеса, по имени Мартен-Герр.
– Да, да, припоминаю, Мартен-Герр заменил Арно дю Тиля в рапортах, которые мне представляют каждый вечер.
– Кого недавно подобрал мертвецки пьяным дозор? – спросил Арно.
– Мартен-Герра.
– Кто подрался из-за шулерских игральных костей и пырнул шпагой самого красивого из жандармов французского короля?
– Опять же Мартен-Герр.
– Наконец, кого вчера накрыли на попытке похитить жену слесаря, метра Горжю?
– Все того же Мартен-Герра. Этот негодяй так и просится на виселицу. Должно быть, не большего стоит и его хозяин, виконт д'Эксмес, за которым я поручил тебе наблюдать; он вечно выгораживает и защищает своего оруженосца, уверяя, что нет человека более смирного и добропорядочного.
– То же самое вы, по доброте душевной, не раз говорили и обо мне, монсеньер. Мартен-Герр думает, что он одержим дьяволом. В действительности же он одержим мною.
– Как? Что это значит? Не сатана ли ты? – в ужасе вскричал коннетабль, крестясь. Ведь он был невежествен, как рыба, и суеверен, как монах.
Метр Арно ответил только сатанинским смешком и, заметив, что коннетабль достаточно напуган, сказал:
– О нет, я не черт, монсеньер. Чтобы вы убедились в этом и успокоились, я прошу у вас пятьдесят пистолей. Будь я чертом, согласитесь, мне бы не нужны были деньги и я бы сам себя выручал из затруднительных положений.
– Ты прав, – облегченно вздохнул коннетабль, – и вот тебе пятьдесят пистолей.
– Я их заслужил, монсеньер, завоевав доверие виконта д'Эксмеса. Я, правда, не дьявол, но я немножко колдун, и стоит мне надеть особый, темного цвета камзол и желтые штаны, как виконт начинает беседовать со мною, точно с испытанным, старым другом, от которого нет у него тайн.
– Гм!.. Все это пахнет веревкой, – хмыкнул коннетабль.
– Метр Нострадамус Мишель Нотрдам, иначе Нострадамус (1503 – 1566) – французский врач и знаменитый астролог. В книге «Сотни» поместил несколько сот предсказаний в виде четверостиший (в одном из них предсказывал, что конец мира произойдет в 1886 году)

, едва взглянув на меня, когда я однажды проходил мимо него по улице, предсказал мне по моей физиономии, что я кончу жизнь между небом и землей, так что я смирился со своим жребием, а это бесценное преимущество. Человек, которому суждено кончить виселицей, не боится ничего, даже петли. Для начала я сделался двойником оруженосца виконта д'Эксмеса. Ну вот, знаете ли вы, догадываетесь ли вы, кто такой этот виконт?
– Знаю, конечно: яростный сторонник Гизов.
– Хуже того: он счастливый возлюбленный госпожи де Кастро.
– Что ты плетешь, бездельник, и откуда это известно тебе?
– Я сказал, что у него от меня нет секретов. Это я чаще всего отношу записки его любезной и приношу ответы. Я в наилучших отношениях с камеристкой этой дамы, причем камеристка только удивляется непостоянству характера своего кавалера: сегодня он предприимчив, как паж, а завтра робок, как монашенка. Виконт д'Эксмес и герцогиня де Кастро трижды в неделю встречаются у королевы, а пишут друг другу ежедневно. Однако – верьте или не верьте – их любовь безгрешна. Они любят друг друга, как херувимы, и, по-видимому, с детских лет. Время от времени я заглядываю в их письма, и они меня умиляют. Госпожа Диана ревнует, и представьте себе, к кому, монсеньер, – к королеве! Но она совсем не права, бедняжка. Возможно, что королева неравнодушна к виконту…
– Арно, вы клеветник! – остановил его коннетабль.
– Но ваша усмешка, монсеньер, достаточно выразительна! – продолжал негодяй. – Вполне возможно, говорю я, что королева к нему неравнодушна, но виконт-то равнодушен к королеве, в этом нет никакого сомнения. Любят друг друга эти два голубка, как в Аркадии Аркадия – страна счастливых пастухов и пастушек в так называемых пастушеских романах XVII-XVIII веков, слащаво изображавших сельскую жизнь

, безупречной любовью, трогающей меня, как нежный пастушеский или рыцарский роман, что, впрочем, не помешало мне, прости меня боже, выдать этих птичек за пятьдесят пистолей. Но согласитесь, монсеньер, я неплохо начал и вполне заслужил свои пятьдесят пистолей.
– Пусть так, – сказал коннетабль, – но я тебя еще раз спрашиваю, откуда у тебя эти сведения?
– Ах, монсеньер, простите, пока это мой секрет. Вы можете разгадать его, если пожелаете, но я еще должен таить его от вас. Впрочем, способы мои не имеют для вас ни малейшего значения, вам лишь бы достичь своих целей. А ваша главная цель – быть посвященным в планы и поступки, которые могут вам повредить, и мне кажется, что сегодняшнее мое донесение небезынтересно для вас, монсеньер, и не бесполезно.
– Разумеется, плут. Но надо и впредь следить за этим проклятым виконтом.
– Буду следить, монсеньер. Я предан вам так же, как и своим порокам. Вы будете доставлять мне пистоли, я вам – сведения, вот мы и будем довольны друг другом. Но кто-то идет… Женщина!.. Черт! Имею честь кланяться, монсеньер.
– Кто же это? – близоруко прищурился коннетабль.
– О, сама герцогиня де Кастро! Она, вероятно, идет к королю, и нельзя допустить, чтоб она увидела вас со мной…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32