Вслед за солдатами вошел комендант.
Эдмон слышал скрип кровати, на которой переворачивали тело. Он слышал, как комендант велел спрыснуть водой лицо мертвеца и, видя, что узник не приходит в себя, послал за врачом.
Комендант вышел, и до Эдмона донеслись слова сожаления вместе с насмешками и хохотом.
— Ну, вот, — говорил один, — сумасшедший отправился к своим сокровищам, счастливого пути!
— Ему не на что будет при всех своих миллионах купить саван, — говорил другой.
— Саваны в замке Иф стоят недорого, — возразил третий.
— Может быть, ради него пойдут на кое-какие издержки, — все-таки духовное лицо.
— В таком случае его удостоят мешка.
Эдмон слушал, не пропуская ни слова, но понял из всего этого немного.
Вскоре голоса умолкли, и ему показалось, что все вышли из камеры.
Однако он не осмелился войти, — там могли оставить тюремщика караулить мертвое тело.
Поэтому он остался на месте и продолжал слушать, не шевелясь и затаив дыхание.
Через час снова послышался шум.
В камеру возвратился комендант в сопровождении врача и нескольких офицеров.
На минуту все смолкло. Очевидно, врач подошел к постели и осматривал труп.
Потом начались расспросы.
Врач, освидетельствовав узника, объявил, что он мертв.
В вопросах и ответах звучала небрежность, возмутившая Дантеса. Ему казалось, что все должны чувствовать к бедному аббату хоть долю той сердечной привязанности, которую он сам питал к нему.
— Я очень огорчен, — сказал комендант в ответ на заявление врача, что старик умер, — это был кроткий и безобидный арестант, который всех забавлял своим сумасшествием, а главное, за ним легко было присматривать.
— За ним и вовсе не нужно было смотреть, — вставил тюремщик. — Он просидел бы здесь пятьдесят лет и, ручаюсь вам, ни разу не попытался бы бежать.
— Однако, — сказал комендант, — мне кажется, что, несмотря на ваше заверение, — не потому, чтобы я сомневался в ваших познаниях, но для того, чтобы не быть в ответе, — нужно удостовериться, что арестант в самом деле умер.
Наступила полная тишина; Дантес, прислушиваясь, решил, что врач еще раз осматривает и ощупывает тело.
— Вы можете быть спокойны, — сказал, наконец, доктор, — он умер, ручаюсь вам за это.
— Но вы знаете, — возразил комендант, — что в подобных случаях мы не довольствуемся одним осмотром; поэтому, несмотря на видимые признаки, благоволите исполнить формальности, предписанные законом.
— Ну, что же, раскалите железо, — сказал врач, — но, право же, это излишняя предосторожность.
При этих словах о раскаленном железе Дантес вздрогнул.
Послышались торопливые шаги, скрип двери, снова шаги, и через несколько минут тюремщик сказал:
— Вот жаровня и железо.
Снова наступила тишина; потом послышался треск прижигаемого тела, и тяжелый, отвратительный запах проник даже сквозь стену, за которой притаился Дантес. Почувствовав запах горелого человеческого мяса, Эдмон весь покрылся холодным потом, и ему показалось, что он сейчас потеряет сознание.
— Теперь вы видите, что он мертв, — сказал врач. — Прижигание пятки самое убедительное доказательство. Бедный сумасшедший излечился от помешательства и вышел из темницы.
— Его звали Фариа? — спросил один из офицеров, сопровождавших коменданта.
— Да, и он уверял, что это старинный род. Впрочем, это был человек весьма ученый и довольно разумный во всем, что не касалось его сокровища. Но в этом пункте, надо сознаться, он был несносен.
— Это болезнь, которую мы называем мономанией, — сказал врач.
— Вам никогда не приходилось жаловаться на него? — спросил комендант у тюремщика, который носил аббату пищу.
— Никогда, господин комендант, — отвечал тюремщик, — решительно никогда; напротив того, сперва он очень веселил меня, рассказывал разные истории; а когда жена моя заболела, он даже прописал ей лекарство и вылечил ее.
— Вот как! — сказал врач. — Я и не знал, что имею дело с коллегой.
Надеюсь, господин комендант, — прибавил он смеясь, — что вы обойдетесь с ним поучтивее.
— Да, да, будьте спокойны, он будет честь-честью зашит в самый новый мешок, какой только найдется. Вы удовлетворены?
— Прикажите сделать это при вас, господин комендант? — спросил тюремщик.
— Разумеется. Но только поскорее, не торчать же мне целый день в этой камере.
Снова началась ходьба взад и вперед; вскоре Дантес услышал шуршание холстины, кровать заскрипела, послышались грузные шаги человека, поднимающего тяжесть, потом кровать опять затрещала.
— До вечера, — сказал комендант.
— Отпевание будет? — спросил один из офицеров.
— Это невозможно, — отвечал комендант. — Тюремный священник отпросился у меня вчера на неделю в Гьер. Я на это время поручился ему за своих арестантов. Если бы бедный аббат не так спешил, то его отпели бы, как следует.
— Не беда, — сказал врач со свойственным людям его звания вольнодумством, — он особа духовная; господь бог уважит его сан и не доставит аду удовольствие заполучить священника.
Громкий хохот последовал за этой пошлой шуткой.
Тем временем тело укладывали в мешок.
— До вечера! — повторил комендант, когда все кончилось.
— В котором часу? — спросил тюремщик.
— Часов в десять, в одиннадцать.
— Оставить караульного у тела?
— Зачем? Заприте его, как живого, вот и все.
Затем шаги удалились, голоса стали глуше, послышался резкий скрип замыкаемой двери и скрежет засовов;

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68