ведь злобный аббат делла Скалья такого наговорил, что десница Божья должна была обрушиться на вас в ближайшее же время!
— Милая моя, не будем тратить время на разговоры. Скорее зови доктора! И господина герцога тоже! Врач скажет, не ошибаемся ли мы, а его высочество даст мне знаменитое противоядие, изготовленное в Венеции; я хочу принять его из рук принца.
— Но если вы, сударыня, примете лекарство теперь же…
— До того как узнаю, нуждаюсь ли в нем на самом деле? Нет, нет, Марион: здесь нельзя терять голову, иначе я уже не найду ее. Пошли за ними двух моих слуг, и пусть они поспешат: время не терпит!
К счастью, я находилась в Турине; через четверть часа врач и принц были у меня. Первый заявил, что меня, конечно же, отравили, второй тут же дал мне разумную дозу нашего снадобья, не позволив пичкать меня ничем другим, и можно сказать, что ему я обязана жизнью.
Сделав анализ выделений моего организма, врач сказал, что ему этот яд неизвестен и он не может лечить меня обычными лекарствами. Всю ночь я была между жизнью и смертью; Виктор Амедей не покидал меня ни на минуту. Прежде всего он велел взять под стражу и допросить всех людей, работавших на кухне, угрожая им пыткой. Я потребовала, чтобы отпустили поваренка, готовившего пироги и предупредившего нас. Но напрасно расспрашивали этих людей, умоляли, строго приказывали и сильно гневались на них — узнать ничего не удалось, тайна не была раскрыта. Однако один из поваров рассказал, что какой-то незнакомец, не состоящий у меня на службе, приходил утром якобы для тою, чтобы увидеть слугу, которого накануне я прогнала. Этот человек бродил около печей, и его пришлось выставить за дверь, не переходя все же грани приличий.
Все в один голос признали виновным его.
В полдень доктор объявил, что я вне опасности. Герцог гак обрадовался, что я буду всегда помнить об этом. Он заказал благодарственный молебен; одновременно аббату делла Скалья как бы между прочим посоветовали покинуть Турин.
Узнав, что произошло, свекровь переслала мне письмо моего мужа, которое я перечитывала очень часто и помню наизусть; оно у меня перед глазами и сейчас, когда я пишу эти строки.
«Я безутешен, потому что потерял женщину, о которой все мне напоминает и которую ничто не может стереть из моей памяти; я по-прежнему сожалею о случившемся и не питаю к ней никакого зла за то, что мне пришлось из-за нее пережить. Всей душой желаю ей счастья! Я ловлю себя на мысли о том, что принц не любит ее так, как любил я, и не может дать ей все то счастье, какого она заслуживает. Вы понимаете, сударыня, что я далеко не излечился и совсем не горю желанием вернуться в Савойю».
Эти строки принесли мне радость и причинили боль одновременно. Почему же, любя меня, он оказался таким слабым и почему у меня не хватило терпения? Я возненавидела свою свекровь и гнусного аббата делла Скалья всеми фибрами души и признаю, что буду ненавидеть этих людей до моего смертного часа, — и в этом заключается одно из моих наслаждений!
Из-за этого дерзкого покушения я почти месяц пролежала в постели. Именно в это время Кремона сумела устоять под натиском принца Евгения. К великой радости обеих армий, Вильруа попал там в плен. Его солдаты ликовали больше, чем враги; они открыто распевали песенку, которую процитировал мне герцог Савойский, пока я лежала в своей спальне; этот куплет нас очень позабавил:

Французы, воздадим хвалу Беллоне;
Удача в руки нам с Небес упала:
Мы удержались под огнем в Кремоне,
Избавившись к тому ж от генерала! note 16 Note16
Пер. Ю. Денисова



— Наконец-то мы избавились от Вильруа, — добавил герцог. — Император отпустит маршала, потому что совсем не боится его; но тем временем Франция пришлет другого командующего, и, вполне возможно, прежний уже не вернется.
И действительно, стало известно, что в наши края пришлют герцога Вандомского. Виктор Амедей был удовлетворен лишь наполовину. Мне кажется, он уже намеревался переметнуться на другую сторону, но хотел, чтобы его вынудили к этому, а герцог Вандомский был тем, кто никак не оправдал бы такой переход и своими победами нанес бы ущерб герцогу.
Меня же этот человек просто очаровал: всю свою жизнь я слышала, как восхваляют этого блистательного генерала. Мне было известно, что он умен, что он талантливый полководец и что в его жилах преобладает кровь Генриха IV. Мой отец его недолюбливал, не доверял ему, а мать высоко ценила его и при всем своем благочестии прощала ему распутство. Следует заметить, что в этом отношении герцог Вандомский не знал себе равных. Он превзошел все, что по скандальной хронике известно о самых неисправимых лентяях и развратниках, а если добавить — и о неряхах, то будут названы три основных порока герцога. Во всем остальном он был очень приятен, далеко не красив, но величествен и удивительно любезен. К сожалению, недостатки, о которых я упомянула, обрекали его на любовь самого низкого пошиба; ни одна женщина не хотела иметь с ним дело или, по крайней мере, не сознавалась в связи с ним; а происходило ли это тайком, сказать не могу, поскольку ни в ком не уверена.
Герцог Вандомский приехал в то время, когда я только начинала выздоравливать. В Турине он пришел с визитом вежливости к ее светлейшему высочеству герцогине-матери и к супруге герцога, но, посвятив свой первый день официальным приветствиям, он не преминул шепнуть принцу, что горит желанием увидеть меня; и действительно, на следующий же день он явился ко мне без доклада.
— О! — воскликнул герцог Вандомский с порога, бросаясь в кресло и не здороваясь со мной каким-либо иным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146