Пятьсот разбойников осталось лежать на поле боя. Те, кто сумел бежать, поднимались на вершину горы под двойным огнем, который производил среди них сильные опустошения. К одиннадцати утра все было кончено: Сальвато и его шестьсот человек (у него насчитывалось трое-четверо убитых и десяток раненых) продолжили беглым шагом свой путь на Неаполь, куда их призывал глухой гул пушек.
LXXXIX. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Едва армия Шампионне прошла первые четверть льё по дороге из Маддалони в Аверсу, как впереди показался всадник, несущийся навстречу во весь опор: это был князь Молитерно, бежавший от гнева лаццарони.
Как только лаццарони увидели трехцветное французское знамя над замком Сант'Эльмо, по всему Неаполю разнесся крик «К оружию!» и все, кто от Портичи до Поц-цуоли был в состоянии держать ружье, пику, палку, нож, все, от пятнадцатилетнего ребенка до шестидесятилетнего старика, устремились к городу с криком: «Смерть французам!»
Стотысячное население откликнулось на фанатичный призыв священников и монахов, которые с белым знаменем в одной руке и с распятием в другой молились у дверей храмов и на тумбах перекрестков.
Их страстные проповеди еще сильнее разжигали ненависть лаццарони к французам и якобинцам. Убийство якобинца или француза считалось делом, угодным Богу, каждый убитый лаццарони становился мучеником.
Уже пять или шесть дней это полудикое население, легко впадающее в ярость, упивалось кровью, грабежом и пожарами и дошло до той стадии бешеного исступления, когда человек, превратившись в орудие разрушения, думает только об убийстве, пренебрегая даже инстинктом самосохранения.
Едва до лаццарони дошла весть, что французы продвигаются к Неаполю сразу через Каподикино и Поджореале, где уже были замечены головные отряды двух колонн, тогда как облако пыли свидетельствовало о том, что третья колонна обогнула город, пересекла болота и по виа дель Пасконе подошла к мосту Магдалины, — словно электрический разряд потряс толпу и, подобная вихрю, она ринулась на все угрожаемые высоты.
Колонной французов, следовавшей по дороге из Аверсы, командовал генерал Дюфресс, заменивший Макдональда, который после переговоров с Шампионне, происходивших в Капуа, подал в отставку и теперь, словно взмыленный боевой конь на вынужденном отдыхе, с трепетом прислушивался к звукам трубы и барабана.
Генерал Дюфресс имел в своем распоряжении Этторе Карафу, этого Кориолана Свободы, во имя великой богини объявившего войну деспотизму.
Колонна, шедшая через Каподикино, находилась под начальством Келлермана, имевшего у себя генерала Руска (того, кто на глазах у автора этих строк упал мертвым при осаде Суасона в 1814 году: пушечным ядром ему снесло голову).
Колонна, двигавшаяся через Поджореале, шла под предводительством главнокомандующего, в чьем распоряжении были генералы Дюгем и Монье.
Наконец, та колонна, которая, пройдя болота и виа дель Пасконе, обогнула город, следовала под командованием генерала Матьё Мориса и командира бригады Бруссье.
Итак, колонной, двигавшейся впереди всех, поскольку шла она по лучшей дороге, командовал сам Шампионне. Правый фланг ее примыкал к колонне, шедшей через Ка-подикино под водительством, как мы говорили, Келлермана; слева были болота, где маневрировал Матьё Морис, еще не оправившийся после пули Фра Дьяволо, пробившей ему шею.
Дюгем, бледный от двух ран, но бодрый, возмещая потерю крови воинственным пылом, возглавлял авангард Шампионне. У него был приказ в бою разделываться со всеми, кто встретится на его пути. Дюгем был человеком смелых, отчаянных предприятий: превыше всего он ставил решительность и мужество.
Не доходя четверти льё до Порта Капуана, он встретил толпу лаццарони в пять или шесть тысяч человек; они тащили за собой батарею пушек, обслуживаемых солдатами генерала Назелли, которые перешли на их сторону.
Дюгем бросил Монье и его шестьсот солдат на эту толпу, приказал пробиться через нее штыками к батарее и овладеть орудиями, установленными на небольшой высоте, откуда солдаты обстреливали колонну французов над головами лаццарони.
Против регулярных войск подобный приказ был бы безумием. Врагу надо было только открыть огонь с двух сторон, чтобы в одно мгновение уничтожить шестьсот нападающих. Но Дюгем не удостоил лаццарони чести посчитаться с ними. Солдаты Монье со штыками наперевес, не заботясь ни о ружейных и пистолетных пулях, ни об ударах кинжалов, врезались в самую гущу противника, исчезли там, действуя штыком направо и налево, и прорвались сквозь ряды неприятеля, как поток прорывается через озеро, среди криков, воплей и проклятий, в то время как Дюгем во главе своего войска, бесстрастный под огнем батареи, непрестанно атакуя, поднимался на холм, занятый врагом, уничтожая пытавшихся сопротивляться артиллеристов, и, захватив пушки и понизив прицел, открыл из них огонь по лаццарони из их же собственных орудий.
В это же время, видя панику среди толпы, Дюгем приказал дать сигнал атаки и двинуться вперед со штыками наперевес.
Не будучи в состоянии организоваться в атакующие колонны, чтобы отбить батарею, или в каре, чтобы выдержать натиск Дюгема, лаццарони рассеялись по равнине, как стая испуганных птиц.
Не занимаясь более этими шестью или восьмью тысячами людей, хотя их легко было окружить и подавить, Дюгем, захватив с собою только что завоеванные пушки, двинулся к Порта Капуана.
Не доходя двухсот шагов до холмистой местности перед Порта Капуана в начале подъема Казальнуово, Дюгем обнаружил небольшой мост и по обе стороны его дома с бойницами, из которых раздались выстрелы, столь точно направленные, что солдаты дрогнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53