Но не один лишь центр Сен-Дени был тогда красочным местом празднеств. Да, ордонанс парламента переместил их в город, но воля населения, в такой же степени могущественная, перенесла их на берег реки. Получилось так, что Сен-Дени действительно был местом проведения ярмарки, но сами празднества происходили у воды. Поскольку покупать мы ничего не собираемся — перенесемся именно на берег реки, ниже острова Сен-Дени, чтобы увидеть и услышать то, что произойдет там.
Толпа, которая на наших глазах отправилась с площади Сент-Женевьев, проследовала по улице Сен-Жак, громко высказала перед Шатле свое неодобрение тюрьме и вступила на улицу Сен-Дени, между одиннадцатью часами и половиной двенадцатого добралась до усыпальницы королей, после чего, точно так же как овцы, очутившиеся на лугу и представленные сами себе, школяры, избавившись от надзора своих наставников, разбрелись: одни по полям, другие по городу, а прочие по берегу Сены.
Следует признаться, для беззаботных сердец (такие бывают, хотя и редко) это было великолепным зрелищем: тут и там в радиусе целого льё попадались то на солнышке, то на траве у речного обрыва новоиспеченные школяры двадцати лет, лежавшие у ног прекрасных девушек в атласных красных корсетах, с атласно-розовыми щечками и атласно-белой шеей.
Взору Боккаччо следовало бы пронзить лазурный ковер небес и любовно разглядеть этот гигантский «Декамерон».
Первая часть дня прошла довольно спокойно: люди пили, когда было жарко, ели, когда хотелось есть, кто сидел, кто лежал. Затем беседы становились все жарче, головы распалялись. Одному Богу известно, какое количество кувшинов было наполнено вином, осушено, вновь наполнено, вновь осушено и после очередного раза разбито (осколки их запускались друг в друга).
Итак, к трем часам берег реки покрылся тарелками и кувшинами — одни оставались целыми, другие были разбиты; чашки наполнялись, а бутылки опустошались; парочки обнимались и перекатывались на траву; мужья принимали посторонних женщин за своих жен; жены принимали своих возлюбленных за мужей, — так вот, берег реки, зеленый, прохладный, только что сверкавший подобно деревне на берегу Арно, сейчас походил на один из пейзажей Тенирса, служащий фоном для фламандской кермессы.
Внезапно раздался громкий крик:
— В воду! В воду!
Все вскочили; крики становились все громче:
— В воду еретика! В воду протестанта! В воду гугенота! В воду безбожника! В воду! В воду! В воду!
— Что случилось? — воскликнуло двадцать голосов, сто голосов, тысяча голосов.
— Он богохульствует! Сомневается в Провидении! Заявляет, что пойдет дождь!..
И именно это обвинение, самое невинное, на первый взгляд, произвело наибольшее воздействие на толпу. Люди развлекались, и они разъярились от того, что их пугают грозой; на них были воскресные одежды, и они разъярились от того, что их воскресные одежды могут быть попорчены дождем. Как только толпа услышала, в чем дело, бранные выкрики возобновились с новой силой. Все стали собираться у того места, откуда раздавались отчаянные вопли, и мало-помалу оно было окружено столь плотно, что даже ветер не смог бы преодолеть такую преграду.
Посреди этой группы, почти что сдавленный ею, отбивался от толпы молодой человек лет двадцати, в ком легко было узнать переодетого школяра; с бледным лицом, с побелевшими губами и со сжатыми кулаками, он, казалось, ожидал, когда самые наглые из нападающих, не довольствуясь криком, сделают попытку ударить его, — тогда он свалит с ног тех из них, кто окажется рядом, при помощи двух могучих орудий, какими были его стиснутые кулаки.
Это был высокий, худощавый, светловолосый молодой человек со впалыми щеками, внешне походивший на переодетых мальчиками галантных девиц, о которых мы недавно говорили; глаза его, даже будучи потуплены, выдавали исключительную душевную чистоту, и если бы Смирение обрело человеческий облик, оно не избрало бы для своего воплощения никого иного, кроме этого юноши.
Какое же преступление мог он совершить, чтобы вся эта толпа гналась за ним по пятам, чтобы на него набросилась вся эта свора, чтобы к нему тянулись руки, намеревающиеся бросить его в воду?
2. ГЛАВА, ГДЕ ОБЪЯСНЯЕТСЯ, ПОЧЕМУ, ЕСЛИ ИДЕТ ДОЖДЬ В ДЕНЬ СВЯТОГО МЕДАРДА, ОН ИДЕТ ЕЩЕ СОРОК ДНЕЙ
Мы уже отметили в предыдущей главе: этот молодой человек был гугенот и он объявил, что пойдет дождь.
Вот как все началось — все было очень просто, и вы сами это увидите. Юный блондин, казалось, поджидал то ли друга, то ли подругу и прогуливался вдоль реки. Время от времени он останавливался и смотрел на воду; затем, наглядевшись на воду, он смотрел на траву; наконец, наглядевшись на траву, он поднимал глаза и смотрел на небо.
Да, конечно, это упражнение выглядело весьма однообразным, но следует признать, что оно было вполне безобидным. Однако при этом кое-кто из тех, что отмечал праздник ланди на свой лад, сочли дурным тоном, что молодой человек отмечает его иначе. И вот примерно на протяжении получаса множество буржуа, смешавшихся со школярами и ремесленниками, накапливали в себе раздражение против поочерёдного созерцания, которому предавался молодой человек; раздражение это было тем более заметным и сильным, что сам молодой человек не обращал на них ни малейшего внимания.
— Ах! — раздался женский голос. — Не хочу показаться любопытной, но мне хотелось бы знать, почему этот молодой человек так упорно смотрит то на воду, то на землю, то на небо.
— Тебе хотелось бы это знать, Перретта, сердце мое? — спросил молодой буржуа, галантно пивший вино, налитое в стакан дамы, и любовь, светившуюся в ее глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106