Друзья мои, монсеньер герцог Франсуа де Гиз и его преосвященство кардинал Лотарингский — вот кто эти два мужа. После того как мы выпили за мое здоровье, выпьем же за их здоровье, друзья мои, и да продлит Господь дни этих двух великих государственных мужей!
Выпили за здоровье герцога де Гиза и кардинала Лотарингского, но г-жа Минар заметила, что ее милостивый супруг лишь пригубил вино и поставил его на стол, в то время как у него над головой, словно облачко, пролетела какая-то мысль, омрачив тенью его чело.
— Что с вами, мой друг, — спросила она, — и откуда эта внезапная грусть?
— Увы! — отозвался президент. — Не бывает полного триумфа, радости без горести! Просто на ум мне пришло печальное воспоминание.
— Так что же за печальное воспоминание пришло вам на ум, дорогой супруг, в столь славный миг вашего триумфа? — спросила президентша.
— В тот миг, когда я пью за долгую жизнь господина де Гиза и его брата, я думаю о том, что вчера был убит человек, посланный ими, чтобы оказать мне честь.
— Убит человек? — воскликнула вся семья.
— Я хотел сказать, секретарь, — уточнил Минар.
— Как? Вчера убили одного из ваших секретарей?
— Увы, о Господи, да!
— Правда?
— А вы были знакомы с Жюльеном Френом? — спросил президент Минар.
— С Жюльеном Френом? — воскликнул один из родственников. — Ну, конечно, мы его знали.
— Ревностный католик, — добавил другой.
— Честнейший человек, — поддержал третий.
— Я встретил его вчера на улице Бар-дю-Бек выходящим из особняка Гизов, и он мне сказал только, что направляется во Дворец правосудия.
— Так вот что произошло: как только он взошел на мост Нотр-Дам, неся господину кардиналу Лотарингскому по поручению его брата, герцога де Гиза, письмо, предназначенное для передачи мне, его убили!
— О! — воскликнула президентша, — какой ужас!
— Убили! — повторила хором вся семья. — Убили! Еще один мученик!
— Но убийцу хотя бы задержали? — спросила Минара президентша.
— Кто он, так и не узнали, — ответил тот.
— А есть подозрения? — продолжала расспрашивать президентша.
— Больше того: есть уверенность.
— Уверенность?
— Да; кто бы это мог быть, если не один из друзей Дюбура?
— Конечно, это один из друзей Дюбура, — повторила за ним вся семья, — кто бы еще это мог быть, черт возьми, если не один из друзей Дюбура?
— Кого-нибудь арестовали? — последовал очередной вопрос президентши.
— Около ста человек; я сам назвал более тридцати из них.
— Но, к несчастью, может случиться так, — раздался чей-то голос, — что среди этих ста человек убийцы не окажется.
— Не окажется, — проговорил президент, — так арестуем еще сто, и еще двести, и еще триста.
— Мерзавцы! — высказалась юная девица восемнадцати лет. — Их следовало бы всех вместе сжечь.
— Об этом уже думают, — ответил президент, — и тот день, когда будет принято решение о совокупном предании смерти всех протестантов, станет праздником для меня.
— О, до чего же вы добропорядочны, друг мой! — воскликнула президентша со слезами на глазах.
Две дочери г-на Минара кинулись обнимать отца.
— А известно, что содержалось в письме герцога? — спросила президентша.
— Нет, — ответил Минар, — и это сегодня было предметом живейшего обсуждения в суде; но мы об этом узнаем завтра, потому что сегодня вечером господин кардинал Лотарингский намеревается увидеться со своим прославленным братом.
— Так, значит, письмо было украдено?
— Без сомнения; быть может, бедняга Жюльен Френ и убит-то был только потому, что нес это письмо. Убийца, забрав его, убежал; по его следам направили лучников, а все стражники и все люди господина де Муши сегодня с утра находятся в деле, однако еще в пять часов вечера новостей не поступало.
В этот момент вошла служанка и уведомила г-на Минара, что какой-то неизвестный, имея при себе письме, взятое накануне убийцей у Жюльена Френа, настаивает на немедленной встрече.
— О! Впустите его как можно скорее! — просиял от радости президент. — Сам Господь вознаграждает меня за мое рвение на благо святого дела, вручая мне столь драгоценное письмо.
Через пять минут появился неизвестный в сопровождении служанки и г-н Минар увидел молодого человека двадцати четырех — двадцати пяти лет, рыжеволосого, со светлой бородкой, с живым, проницательным взглядом и бледным лицом, и тот по приглашению президента сел напротив него на дальнем торце стола.
Это был тот самый молодой человек, который объявил у речного обрыва убийцам своего друга Медарда, что ж, возможно, в один прекрасный день о нем услышат.
Это был Роберт Стюарт.
Молодой человек проявил учтивость: вежливо, с улыбкой на устах, он поздоровался со всеми собравшимися, затем сел лицом к президенту и спиной к двери.
— Сударь, — начал Роберт Стюарт, адресуясь лично к президенту, — я имею честь говорить именно с господином президентом Антуаном Минаром?
— Да, сударь, совершенно верно, — ответил сильно удивленный президент: бывают, оказывается, столь несведущие физиономисты, не способные по внешнему облику уразуметь, что только он один и может быть знаменитым Минаром. — Да, сударь, именно я и есть президент Минар.
— Прекрасно, сударь, — продолжал неизвестный, — если я задал вам этот вопрос, на первый взгляд кажущийся нескромным, то потому, что, как вы потом поймете, я испытываю величайшее желание избежать каких бы то ни было недоразумений.
— О чем идет речь, сударь? — поинтересовался судейский чиновник. — Мне сообщили, что вы желали бы передать мне письмо, находившееся у несчастного Жюльена Френа, когда его убили.
— Было бы несколько преждевременно, сударь, — заявил молодой человек с безграничной учтивостью, — объявить, что я вручу вам это письмо, поскольку я не давал никаких обещаний подобного рода, так что я его либо вручу вам, либо оставлю у себя — в зависимости от ответа на вопрос, который я сочту за честь вам задать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106