Если когда-нибудь я стану охотником, дорогой господин Пенсон, то, понимаете ли, я хотел бы по крайней мере добавить к этому удовольствию радость от преодоления трудностей и предложил бы стрелять в зверей и птиц, будь это даже коноплянка, только пулями, давая таким образом дичи хотя бы одну возможность на спасение.
Госпожа Пелюш также казалась сильно озабоченной с той минуты, когда оружейник сделал намек в отношении Мадлена.
— По правде говоря, Пелюш, ты определенно совершил бы ошибку, я не скажу подарив, но одолжив этот прекрасный футляр Кассию, который ломает все, что попадает в его руки, — вспомни, он всегда одалживал у меня зонтики и возвращал их Бог знает в каком виде!
Затем она обернулась к оружейнику:
— Вы говорите, сударь, что себестоимость этого оружия равна…
— … четырем тысячам франков, сударыня.
— Я бы не стала вкладывать собственные деньги в подобное дело, — заявила г-жа Пелюш, покачав головой.
Оружейник тяжело вздохнул. К сожалению о том, что его шедевр выиграли всего за пять франков, примешивалась боль от того, что он достался полнейшим невеждам. Мастер откланялся, бросив на то, что стоило ему стольких трудов, ночных бдений и забот, нежный и любящий взгляд, исполненный страдания, словно отец, оставляющий дочь в монастыре.
Когда он ушел, г-жа Пелюш повернулась к мужу:
— Четыре тысячи франков, да это просто смешно! Там из чистого серебра всего одна эмблемка величиной с ноготь. Тебя надули, господин Пелюш.

VII. РАСЧЕТЫ ГОСПОЖИ ПЕЛЮШ, УРОЖДЕННОЙ КРЕССОНЬЕ

Господин Пелюш взял ружье обеими руками и отнес его в спальню, затем спустился вниз и занял свое обычное место в магазине.
Но не прошло и десяти минут с тех пор, как ружье было поднято наверх, а г-н Пелюш и пяти минут не просидел на своем табурете, как ему вновь пришлось преодолеть восемнадцать ступеней, ведущих на антресоли, чтобы спустить ружье вниз.
Слух о необыкновенной удаче, выпавшей на долю г-на Пелюша, разнесся по кварталу.
Один из соседей лично захотел оценить великолепие ружья владельца «Королевы цветов»; со шляпой в руках и улыбкой на губах он просил г-на Пелюша позволить ему насладиться видом этого шедевра.
После него пришел второй сосед, за ним — третий, четвертый, и эти посещения приобрели размах настоящей процессии.
Господин Пелюш, чтобы избавить себя от необходимости по сто раз в день бегать вверх и вниз по лестнице, то есть в общей сложности «проглатывать», как он образно выразился, по три тысячи шестьсот ступенек ежедневно, принял решение выставить раскрытый футляр на стуле около своей конторки.
Этот все возрастающий приток посетителей и восхищение знатоков заставили г-на Пелюша предположить, что ему посчастливилось гораздо больше, чем он мог представить себе в самом начале, слушая громкие восхваления со стороны г-на Пенсона, которого он заподозрил в том, что тот судит о своем товаре так же пристрастно, как и сам г-н Пелюш имел обыкновение судить о своем. В итоге, хотя ружье и находилось все время перед глазами г-на Пелюша и не испытывало никаких волшебных превращений, подобных тем, что вызывали восхищение образованной публики в «Бараньей ножке» или «Лесной лани», это привело к тому, что, чем больше он показывал его другим, тем меньше мог насмотреться на него сам. И порой ему даже случалось, когда он оставался в одиночестве, открывать футляр ради собственного удовольствия и с заинтересованностью и любопытством разглядывать оружие.
Впрочем, мы не сообщим ничего нового нашим читателям, сказав им, что г-н Пелюш вовсе не был человеком без недостатков; это ружье, по крайней мере так полагал хозяин «Королевы цветов», возвращало ему часть его былого превосходства над Мадленом, превосходства, как он был вынужден признаться самому себе, полностью утраченного им после того, как его друг неожиданно получил наследство.
Поэтому, относясь день или два совершенно равнодушно к тому, что пальцы посетителей оставляли следы на сверкающем корпусе ударного механизма или на дамасской стали стволов его прекрасного ружья, г-н Пелюш пришел к тому, что стал тщательно вытирать каждое из этих пятен; короче говоря, ему надоело без конца протирать стволы и корпус ударного механизма, и он попросил г-жу Пелюш написать самым красивым почерком на полоске бумаги следующее указание, которое он видел на прошлой Промышленной выставке:
«Смотрите, но не трогайте руками».
Когда наступал вечер, г-н Пелюш с удивлением замечал, что дневные часы пролетали с невероятной быстротой; он даже не имел возможности ни разу зевнуть, хотя у него с некоторого времени то и дело от судорожной зевоты сводило челюсти.
Он еще не решался приписать именно ружью честь подобного облегчения своих нравственных страданий, которые так мучительно досаждали ему. Однако, когда на третий день вечером г-н Пелюш поднялся с чудесным оружием в свою спальню, он так осторожно опустил футляр черного дерева на мраморную полку комода, что в его действиях почувствовалось некое почтение к этому предмету.
День коммерсанта не кончается в ту минуту, когда он закрывает свою лавку, как это могут вообразить себе люди несведущие. После долгих часов физической работы наступает время волнений, надежд, больших или маленьких тревог. Честолюбивые помыслы не нуждаются в сне, и в этом они под стать честолюбцам. В семьях буржуа спальня — это настоящий рабочий кабинет. Именно там, объединенные общими устремлениями — устремлениями к наживе, — супруги размышляют, подсчитывают, прикидывают, черпают новые силы в поддержке друг друга и набираются опыта, обмениваясь впечатлениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166