— Не сомневаюсь в этом, — заметил Мадлен. — Теперь же поведем разговор кратко, но по существу. Сколько хороший рабочий может в день добыть камня в такой каменоломне под открытым небом, как эта?
— Один метр мягкого камня и пятьдесят сантиметров твердого камня — это можно сделать нормой для сдельной платы.
— Сколько местных рабочих вы сможете нанять за две недели?
— Около шестидесяти.
— Это годится для начала, но мало для продолжения работ.
— Хорошо, мы объявим набор в других департаментах. Это всего лишь вопрос денег, и ничего больше.
— Будьте спокойны, деньги будут. Но только необходимо, чтобы ежедневно, день за днем, из этой каменоломни мне извлекали сотню метров камня.
— Имея двести пятьдесят рабочих рук, вы достигнете этого.
— А когда начнутся работы?
— Ну, это достаточно просто: сегодня у нас четверг; в следующий понедельник начнем разработку. Это вас устраивает?
— Вполне.
— Теперь замечу, что помимо этой галереи я видел еще три другие, идущие в трех совершенно противоположных направлениях.
— Их пробили, чтобы убедиться, что по всему плато камень одного и того же сорта.
— А это так?
— Именно так.
Папаша Огюстен вполне доверял словам Мадлена; но еще больше он верил своим глазам, поэтому он вернулся в каменоломню, зажег свечу и быстро осмотрел три другие галереи, изучая различные пласты камня с той же добросовестностью, что и прежде.
— Теперь, — произнес папаша Огюстен, — господин де
Рамбюто может разрушить Париж до самого основания: у нас достаточно камня, чтобы отстроить его заново.
— Пусть он его разрушит, а мы быстро сделаем на этом состояние. Мне необходимо иметь пятьсот тысяч франков в год.
— Доверьте мне вести работы, господин Мадлен, и вы получите не пятьсот тысяч франков в год, вы получите миллион.
— В тот день, когда я заработаю миллион, если это случится за один год, папаша Огюстен получит сто тысяч франков из этой суммы.
— Отлично! — воскликнул папаша Огюстен, засмеявшись. — Значит, я могу жениться, и у моих детей будет пять тысяч ливров ренты.
Мадлен и папаша Огюстен вернулись на ферму. Анри уже встал и ждал их.
— Извините, дорогой крестный, — вместо приветствия сказал Анри, — это мой последний день безделья.
Мадлен наклонил его голову и поцеловал юношу в лоб, как делал это, когда тот был ребенком, а затем произнес:
— Анри, из своих тридцати тысяч франков я открываю кредит в десять тысяч франков папаше Огюстену.
И, повернувшись к каменолому, спросил:
— Этого достаточно, чтобы дело двигалось?
— Не только двигалось, но и мчалось со всех ног.

XLII. ЧТО МАДЛЕН СОБИРАЛСЯ ДЕЛАТЬ В ПАРИЖЕ

В тот же вечер Мадлен, взяв у папаши Огюстена опись различных сортов камня, который они могли поставлять, уехал в Париж.
Первое, что он сделал, прибыв в столицу современных франков, это отправился к своему портному и заказал черный сюртук, черный редингот и такого же цвета панталоны, но уже не широкие и мешковатые, какие он носил в прошлом, отправляясь в «Три короны» или в «Сиреневый хуторок», а такие, какие соответствовали его новому положению владельца каменоломни стоимостью в несколько миллионов, прибывшего предложить мягкий камень, королевский известняк и твердый строительный камень виднейшим архитекторам Парижа.
Но Мадлен не счел уместным ждать выполнения своего заказа, чтобы нанести визит своему другу Пелюшу. Он только взял с собой внушительных размеров корзину с дичью — с двумя кроликами, двумя куропатками и двумя фазанами, а также не менее внушительных размеров корзину с рыбой — двумя карпами, угрем, уловом голавлей и полусотней превосходных раков.
И вот в одно прекрасное утро с высоты своего табурета, на котором он восседал около супруги, г-н Пелюш, как и в самом начале этой истории, когда события, описанные нами на этих страницах, еще не омрачили заботами его величественный лоб, увидел через стекло витрины «Королевы цветов» Мадлена, одетого в свой деревенский наряд, с корзинами в обеих руках.
Надо сказать, что первым порывом г-на Пелюша было закричать: «Мадлен! О, этот несчастный Мадлен!» и броситься ему навстречу.
— Держите себя в руках, господин Пелюш, — язвительным тоном заметила ему супруга. — Не забывайте о том оскорблении, которое нанес этот человек вашей дочери, а следовательно, и вам.
— Нет, — ответил г-н Пелюш, — в этом нет ничего оскорбительного. Господин Анри — прекрасный молодой человек, и если его и можно в чем-то упрекнуть, так лишь в том, что он слишком деликатно обошелся с этим разбойником-американцем, как нарочно явившимся из своего Монтевидео, чтобы разрушить наши надежды.
— И к счастью, — еще более язвительно продолжила г-жа Пелюш, — прибывшим как нельзя более кстати, чтобы расстроить эту свадьбу, которая могла бы лишить нас всего состояния.
— Замолчи! — произнес г-н Пелюш тем повелительным тоном, к которому он прибегал в особо торжественных случаях. — Вот и Мадлен.
Госпожа Пелюш поджала губы, но ничего не ответила. Мадлен как раз открывал дверь.
— Здравствуйте, друзья, — приветствовал он их, — здравствуйте! Я сегодня вечером пригласил сам себя к вам на обед и принес вам закуски и жаркое.
И он опустил обе корзины на пол.
— Ты же знаешь, что и без этого ты для нас всегда желанный гость, дорогой Мадлен, — произнес г-н Пелюш, уже на расстоянии четырех шагов от него разводя руки, как это делают в театре.
Но раньше чем Мадлен обнял своего друга, Камилла, находившаяся на антресоли, где она обитала, и оттуда увидевшая Мадлена, спустилась вниз и бросилась на шею своему крестному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166