Попрощавшись с паромщиком, девушка поспешила на улицу Сен-Сабена.
Хотя утро уже было в разгаре, Ришар, как обычно, еще спал; Юберта разбудила его, когда вошла в спальню, сильно хлопнув дверью. Открыв глаза, скульптор увидел свою любовницу, стоящую у его постели; она вся дрожала и смотрела на него блуждающим взглядом.
— Что с тобой? — чуть ли не испуганно воскликнул он.
— Ришар, дедушка при смерти.
— Черт возьми! Черт возьми! Бедный папаша Горемыка, какая жалость! Ведь хотя мы в последний раз расстались, не подав друг другу руки, я признаю, что это был славный старик и что он здорово орудовал веслами. Слушай, — продолжал скульптор с добродушием, граничившим у него с растроганностью, — если твой дед заболел, значит, он не может рыбачить, а если он не будет рыбачить, деньги перестанут течь в его карман. В его хижине всегда больше пахло рыбой, чем достатком. Я поспешу закончить модель для пары подсвечников, которую мне заказали, и ты сможешь послать своему деду немного денег, так чтобы он не догадался, что они от тебя.
— Ришар, ему нужны не деньги.
— Я понимаю, лучше было бы помочь старику скинуть лет двадцать, но, ей-Богу, ты же не можешь требовать от меня, чтобы я сотворил чудо.
— Исполни свой долг, как порядочный человек, Ришар, и будь что будет. Может быть, это продлит дедушке жизнь; во всяком случае мы не будем мучиться угрызениями совести, считая, что свели его в могилу.
— Перестань! — вскричал скульптор с горячностью, в которой никогда не испытывают недостатка те, у кого нечиста совесть. — Ты сейчас опять примешься ныть по поводу брачного благословения?
— Ришар, ты же поклялся мне честью, что я стану твоей женой.
— А разве это не так? Что тебе дадут четыре латинских слова, которые пробормочет над нашими головами священник?
— Право преклонить колени у смертного одра моего единственного родного человека.
— Это чистое ребячество, и я не настолько глуп, чтобы принять в этом участие. Брак — это «De profundis» note 3 любви, а я хочу любить тебя всегда; да, я дал эту клятву и собираюсь ее сдержать — я дорожу ей, ибо чувствовал бы себя подлецом, если бы бросил тебя.
— Ришар, — продолжала Юберта, вставая перед любовником на колени и умоляюще складывая руки, — сама я придаю этому так мало значения, что, если бы дело было только во мне, я не пыталась бы получить это утешение, досаждая тебе своей просьбой, но речь идет о моем деде, который заботился обо мне с самого моего детства, о несчастном старике, вся жизнь которого страшно исковеркана. Ришар! Ришар! Я заклинаю тебя: не отказывай мне в этой просьбе, назови меня своей женой перед Богом и людьми, как ты обещал, а я клянусь, что в этом качестве не буду для тебя слишком тяжелой обузой.
— Нет и еще раз нет: я не пойду на поводу у твоей прихоти. Если мы свяжем себя по рукам и ногам, то возненавидим друг друга уже через месяц! Особенно я, ведь когда я чувствую на своей шее цепь, мне хочется разорвать ее. Нет, нет, Юберта, давай лучше будем ворковать, как голубки, пока сохранятся наши перышки, но ни в коем случае не следует любить друг друга по воле закона. Что до меня, я никогда на это не соглашусь.
— Даже если это будет стоить жизни не только старику, но и его внучке, не так ли? — холодно, гордо и почти спокойно произнесла Юберта, вставая.
— А ты что, тоже заболела? Не сбегать ли за доктором, не позвать ли священника?
— Дай Бог, чтобы я заболела! — печально сказала Юберта. — Может быть, болезнь избавит меня от последних угрызений совести.
Ришар лишь рассмеялся в ответ.
Скульптор был очень рад, что Юберта дала ему повод свести их разговор к шутливому тону, который больше всего устраивал его, поскольку таким образом он мог легко выйти из неловкого положения. Молодой человек принялся осыпать Беляночку язвительными замечаниями и шутовскими насмешками.
Однако девушка, казалось, не слышала его.
Между тем на Ришара произвело впечатление то выражение, с каким Юберта произнесла свое мрачное пожелание; как у всех эгоистов, озлобленность его была недейственной; он отказывался пожертвовать свободой ради счастья своей возлюбленной, но очень бы огорчился, если бы с ней случилась беда; поэтому он сдержался и стал вести себя по отношению к ней любезно и приветливо; несмотря на то что девушка не обращала внимания на его попытки к сближению и отвергла предложение помочь старику, он остался в мастерской и целый день прилежно трудился над подсвечниками.
Юберта же весь день была угрюмой и задумчивой.
Это молчание не насторожило Ришара, так как он приписал его беспокойству девушки по поводу болезни папаши Горемыки; между тем наступил вечер, и, устав от своего непривычного усердия, скульптор почувствовал потребность прогуляться, чтобы развеять печали минувшего дня.
Обернув свою модель влажным полотном и убрав орудия труда, Ришар слегка поколебался и спросил Юберту:
— Ну что, пойдем на танцы?
— Нет, нет, в другой раз, — ответила она, — сходи туда один.
— Я не настаиваю, ведь я чувствую, что не следует плясать, когда бедный старик прикован к постели и страдает, хотя, в конце концов, ему от этого ни холодно, ни горячо, но раз ты не хочешь…
— Я еще раз говорю: не сегодня; ступай же, прощай, прощай, дружок, — сказала Юберта скульптору, который разговаривал с ней, в то же время собираясь выйти из дома.
— Как странно ты со мной прощаешься! Полно, ты же не собираешься опять приставать ко мне со своими глупостями, как утром; послушай, будь благоразумной, и позже, когда мы будем не такими ветреными, то, возможно, подставим наши головы под кропило господина священника, словно новенькое судно, которое спешит выйти на всех парусах в море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89