Князь встретил своего старого соратника графа Карла с радостью. В замке же царило всеобщее ликование. Лишь одно необъяснимое обстоятельство отчасти омрачало радость Адольфа Клевского: исчезновение неизвестного рыцаря, удалившегося столь внезапно и поспешно, что князь даже не успел удержать его. Весь вечер только и было разговоров, что об этом странном происшествии, но так ничего и не рассудив, хозяева и гости отправились почивать.
Князь был просто не в состоянии думать ни о чем, кроме поединка, свидетелем которого он был, и потому вспомнил об исчезновении двоих своих лучников, Германа и Отона, лишь когда все разошлись по покоям. Подобный поступок со стороны этих двух людей в минуту опасности, грозившей замку, показался ему столь странным, что он решил, если они вернутся в замок, не представив вразумительного объяснения своему поведению, с позором публично выгнать их. И потому, на случай если беглецы вздумают вернуться ночью, князь приказал страже утром немедленно предупредить его.
На рассвете в комнату принца вошел слуга. Оба дезертира вернулись в казарму около двух часов ночи.
Князь тут же оделся и приказал привести Отона.
Десять минут спустя юный лучник предстал перед своим господином. Он казался совершенно спокойным, словно и не подозревал, зачем его вызвали. Князь сурово смотрел на него, но Отон потупился под этим страшным взором словно не от стыда, а из почтения. Подобная уверенность в себе казалась князю совершенно необъяснимой.
Тогда он стал спрашивать Отона, и на все вопросы юноша отвечал почтительно, но твердо; по его словам, весь этот день он был занят весьма важным делом и Герман помогал ему. Более он ничего не мог прибавить. А что до поступка Германа, то Отон принимал ответственность за него на себя: он воспользовался своим влиянием на товарища, который был обязан ему жизнью, и воспрепятствовал ему исполнить свой долг.
Столкнувшись с подобным упрямством, князь не знал, что и думать, но, поскольку к нарушению дисциплины теперь добавилось еще и неповиновение власти сеньора, он сказал Отону, что, как ни жаль ему терять столь искусного лучника, он не может допустить, чтобы слуга уходил, не спросив на то разрешения, а вернувшись — не желал отвечать, где он был все это время. Следовательно, юный лучник отныне мог считать себя свободным и вправе поступить на службу к тому господину, кто придется ему по душе. Две слезинки повисли на ресницах Отона, но тут же высохли; краска залила его лицо. Ни слова не промолвив в ответ, он поклонился и вышел.
Столь суровое решение далось князю не без труда: ему пришлось распалять себя, заставлять себя возмущаться упорством непокорного слуги. Кроме того, он полагал, что юноша несомненно раскается, и, подойдя к окну, выходящему на внутренний двор, по которому Отону предстояло пройти, чтобы попасть в казармы лучников, князь спрятался за занавеску, будучи совершенно уверен, что увидит, как юноша повернет обратно. Но Отон шел медленно, не оглядываясь. Князь провожал его взглядом, с каждым шагом юноши теряя надежду, как вдруг на другой стороне двора появился граф Карл фон Хомбург, как обычно направлявшийся проследить, чтобы его славному Гансу вовремя был подан завтрак. Старый граф и юный лучник неминуемо должны были столкнуться; увидев друг друга, они оба остолбенели точно громом пораженные: Отон узнал Карла, Карл узнал Отона.
Первым движением Отона было убежать, но Хомбург удержал его, обняв за шею и прижав к груди со всем пылом старинной дружбы, вот уже тридцать лет связывавшей его с отцом юноши.
Князь подумал, что славный рыцарь сошел с ума: глядя на графа, целующего в обе щеки лучника, он не поверил своим глазам, столь невероятным показалось ему это зрелище. Распахнув окно, князь громогласно окликнул Карла и пригласил его к себе. Застигнутый врасплох, юноша успел лишь взять с Хомбурга слово хранить его тайну и бросился в казармы лучников, а граф поднялся в покои принца.
Князь засыпал Хомбурга вопросами, но тот словно задался целью хранить молчание. Он лишь ответил, что Отон долгое время служил ландграфу Годесбергскому, что сам он знает юношу с детских лет и очень к нему привязан, а потому не мог сдержать невольного порыва радости при встрече с ним. Затем, с неизменным своим добродушием, граф признал, что душевный порыв заставил его пренебречь требованиями приличий. Князь, и без того сожалевший о суровом наказании, которому он подверг Отона, и подозревавший какую-то тайну в этом странном исчезновении, воспользовался возможностью изменить свое решение: призвав слугу, он велел известить юного лучника о том, что он может остаться в замке и что по просьбе графа Карла фон Хомбурга князь прощает его. Но слуга вернулся, принеся известие о новом исчезновении Отона и его приятеля Германа. По его словам, никто не знал, куда они делись и что с ними стало.
На какое-то время князь был так поглощен мыслями об этой странной истории, что даже забыл о вчерашнем поединке. Но вскоре это событие всплыло в его памяти, а вместе с ним и сожаления о том, что преданность неведомого рыцаря осталась без награды. Князь решил посоветоваться с графом Карлом о том, что можно тут сделать, и старый рыцарь посоветовал ему объявить во всеуслышание, что рука Елены по праву принадлежит ее защитнику, рыцарю Серебряного Лебедя и тому следует лишь явиться, чтобы получить награду, которая, благодаря красоте и богатству невесты, была бы драгоценной даже для королевского сына.
В тот же вечер, несмотря на уговоры принца погостить, граф Карл покинул замок, заверяя гостеприимного хозяина, что крайне важные дела вынуждают его немедленно вернуться к ландграфу Годесбергскому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40