должно быть, слишком много лет протекло с тех пор.
— Так это вы новобранец? — спросил я.
— О! Я был им еще утром, — ответил парень, — а сейчас, благодаря вам, уже нет.
— Как, уже нет? Значит, вы нашли себе замену?
— Ну да! За деньги можно найти все что угодно. Жан Пьер, сын папаши Дюбуа, вытянул номер сто двадцать. Парню ничего не грозило, но папаша вдолбил ему в голову, что он хочет быть солдатом, и тот в это поверил. Мы сговорились с ним за тысячу семьсот франков — триста франков Зоя должна вам вернуть.
— Каким образом, — спросил я, — отец мог вдолбить в голову сыну, что он хочет быть солдатом? Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что он заставил парня поверить, будто того тянет в армию.
— С какой целью отец это сделал?
— О! Папаша Дюбуа хитрец.
— Хитрец?
— Да, ловкач.
— Как это?
— Старый плут, вот он кто! — вскричал парень.
— Я прекрасно вас слышу, но почему этот человек хитрец, ловкач и старый плут?
— Папаша Дюбуа думает только о земле.
— Я вас совсем не понимаю, дружище.
— Да? Но я-то себя понимаю.
— Мне кажется, этого недостаточно, раз нас двое.
— Ваша правда, но какое вам дело до папаши Дюбуа, вы ведь из города, а он бедный крестьянин?
— Это меня интересует, так как я люблю учиться у других.
— О! Вы шутите! Чему я могу научить такого человека, как вы?
— Вы можете просветить меня насчет папаши Дюбуа.
— Я вам уже все сказал и не отказываюсь от своих слов.
— Вы сказали, что это хитрец, ловкач и старый плут, который думает только о земле.
— Истинная правда.
— Очень хорошо, но правда эта на дне колодца: ее еще надо оттуда извлечь.
— О! Я не хочу отзываться о папаше Дюбуа плохо, но такой уж характер у этого человека. Он посылает в армию третьего сына, а первые двое уже отслужили свое: их убили в Африке. Но ему все нипочем, ведь ему за них заплатили.
— Вот как! Да ведь этого малого следовало бы величать не папашей Дюбуа, а папашей Горацием.
— Нет, нет, его зовут Дюбуа.
— Я хочу сказать, что он патриот.
— Патриот, он? Очень его такое волнует! Он печется только о земле.
— О земле отечества?
— Да нет же, о собственной земле. Старик все округляет свои владения. Скоро у него будет целых двенадцать арпанов.
— А! Теперь я понимаю.
— Видите ли, для него земля — все. Жена, дети, семья — что они значат для него? Ровным счетом ничего! Главное — это земля. Каждое утро, с пяти часов, папаша Дюбуа уже копается на своем поле и бросает на участок соседа каждый камень, что попадается ему под руку. В зависимости от времени года он то пашет, то сеет, то собирает урожай. Вот вы встречаете папашу Дюбуа на улице. Он шагает с корзиной в руках и смотрит по сторонам. Вы гадаете: «Что он там такое может искать?» А ему нужен конский навоз, чтобы удобрить землю. От рассвета до заката он работает на своей земле, и завтракает там, и обедает, а скоро, наверное, и спать будет в поле! В воскресенье папаша Дюбуа приводит себя в порядок и отправляется в церковь. И как вы думаете, за кого он там молится Боженьке? За мертвых или живых? Как бы не так! Он молится за свою землю, за то, чтобы не было ни бури, ни града, чтобы не померзли его яблони да не полегли его хлеба. А после службы, когда все отдыхают или веселятся, он снова идет на свое поле.
— Как! Он работает даже в воскресенье?
— Нет, он не работает, а развлекается: выдергивает траву, ловит полевых мышей, уничтожает кротов. Вот и все его утехи, но, похоже, ему больше ничего не надо. Папаша
Дюбуа продал двух своих старших сыновей и купил на эти деньги еще земли. ,
— Разве вы не сказали, что несчастных убили в Африке?
— Это не имеет значения — земля-то все равно осталась. Уже три года он обхаживает Жана Пьера, смотрит, как парень растет, и хвастает перед всеми: «Посмотрите, какого красавца-кирасира получит король Луи Филипп!» Теперь Жана Пьера зовут в Берне не иначе как Кирасир. За месяц до жеребьевки папаша Дюбуа каждое утро ставил свечку иконе Богоматери в церкви Нотр-Дам-де-ла-Кутюр, чтобы она вложила в руку его сына подходящий номер, конечно, не для того чтобы тот остался дома, а для того, чтобы продать его, как и старших. Старому плуту снова повезло! Его первенец вытащил девяносто пятый номер, второй сын — сто седьмой, третий — сто двадцатый. Если бы у него был еще один сын, то ему, наверное, достался бы сто пятидесятый номер.
— Так вы обо всем договорились и уже подписали договор?
— Даже заверили его у нотариуса. Мы сразу отдали тысячу семьсот франков, а остальные деньги Зоя должна вам вернуть.
— А вы, друг мой, так же страстно любите землю, как папаша Дюбуа?
— Нет, я живу, как птицы Божьи, за счет того, что выращивают другие.
— И, как птицы, все время поете?
— Стараюсь как можно чаще, но, должен вам признаться, в последние две недели я не пел, а горевал.
— И все же у вас есть какое-нибудь ремесло?
— Я обихаживаю фуганок, а цветет у меня рубанок: я подмастерье у столяра папаши Гийома. Он платит мне пятьдесят су в день, но я верю, что когда-нибудь получу тысячу экю в наследство от американского или индийского дядюшки, которого у меня нет, и тогда заведу собственное дело.
— Вам бы хватило для этого тысячи экю?
— О да, вполне, а на оставшиеся деньги можно было бы купить супружескую кровать, но у меня нет богатого дядюшки…
— В самом деле, у вас нет богатого дядюшки, но зато есть госпожа де Шамбле. Она очень любит вашу невесту и к тому же богата.
—
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143