— Во всяком случае, в Шантильи надеются на вас. Берегитесь, у принцев немного терпения, особенно когда они ждут денег.
— И к величайшему моему несчастию, — сказал виконт, — я должен выехать ночью…
— Тем лучше, — отвечал Ришон с хохотом, — никто не увидит, что вы боитесь, и вы встретите людей еще трусливее вас, и обратите их в бегство.
— Не может быть! — возразил виконт, нимало не успокоенный этим предсказанием.
— Притом, есть средство уладить дело, — сказал Ришон. — Ведь вы боитесь за деньги, не так ли? Оставьте их у меня, я перешлю их с тремя или четырьмя верными солдатами. Впрочем, самое верное средство доставить деньги в целости — отвезти их вам лично…
— Вы правы, я поеду, Ришон, надобно быть вполне храбрым, и сам повезу деньги. Думаю, судя по словам вашим, что принцессе теперь гораздо нужнее золото, чем моя особа. Может быть, меня дурно примут, если я приеду без денег?
— Ведь я сказал вам, что вы похожи на героя, притом же по дороге везде королевские солдаты, и война еще не началась. Однако же не очень доверяйте им и прикажите Помпею зарядить пистолеты.
— Зачем вы говорите мне все это? Думаете успокоить меня?
— Разумеется, кто знает опасность, тот не допустит захватить себя врасплох. Так поезжайте, — сказал Ришон, вставая, — ночь будет прекрасная, и до рассвета вы приедете в Монлье.
— А наш барон не ждет ли моего отъезда?
— О, теперь он занят тем же, чем мы занимались, то есть он ужинает, и если его ужин хоть несколько похож на наш, то он, как умный обжора, не встанет из-за стола без особенно важной причины. Впрочем, я зайду к нему и удержу его.
— Так извините меня перед ним за мою неучтивость. Я не хочу, чтобы он ссорился со мною, если встретит меня в дурном расположении духа. Впрочем, ваш барон должен быть предобрый малый.
— Именно так, и он готов бежать за вами на конец света, чтобы иметь удовольствие подраться с вами на шпагах. Но будьте спокойны, я поклонюсь ему от вашего имени.
— Только подождите, дайте мне уехать.
— Разумеется.
— Нет ли каких поручений к принцессе?
— Непременно есть: вы напомнили мне о самом важном.
— Вы уже написали ей?
— Писать не надобно, нужно передать ей только два слова.
— Что такое?
— Бордо — да.
— И она поймет?
— Совершенно! Основываясь на этих двух словах, она может спокойно отправиться в дорогу. Скажите ей, что я за все отвечаю.
— Ну, Помпей, — сказал виконт старому своему слуге, который в эту минуту показался в дверях, — ну, друг мой, надобно ехать!
— Ого, ехать! — отвечал Помпей. — Помилуйте, виконт! Да ведь буря страшная!
— Что ты говоришь, Помпей? — возразил Ришон. — На небе нет ни одного облачка.
— Однако же ночью мы можем заблудиться.
— Ну, заблудиться трудно, вам надобно только не съезжать с большой дороги. Притом же теперь превосходная лунная ночь.
— Лунная ночь! Лунная ночь! — прошептал Помпей. — Вы понимаете, господин Ришон, я говорю все это не для себя.
— Разумеется, — отвечал Ришон, — ведь ты старый солдат!
— Кто сражался с испанцами и был ранен в битве при Корбии… — продолжал Помпей, приосаниваясь.
— Тот ничего не боится, не так ли? Ну это очень кстати, потому что виконт не совсем спокоен. Слышишь ли? Предупреждаю тебя…
— Ого! — пробормотал Помпей, побледнев. — Вы боитесь?
— С тобой не буду бояться, храбрый мой Помпей, — отвечал виконт. — Я знаю тебя и уверен, что ты готов умереть, защищая меня.
— Разумеется, разумеется, — отвечал Помпей, — однако же, если вы очень боитесь, так лучше подождать до утра.
— Никак нельзя, добрый мой Помпей. На, спрячь это золото как-нибудь на твоей лошади, я сейчас же сойду к тебе.
— Тут много денег и не следовало бы ночью рисковать ими, — сказал Помпей, взвешивая мешок.
— Опасности нет никакой, по крайней мере, так уверяет Ришон. Ну, всё ли на месте, пистолеты, шпаги и мушкетон?
— Вы забываете, — отвечал старый слуга, выпрямляясь, — что человек осторожен, когда всю жизнь свою служил солдатом. Да, виконт, все оружие в исправности.
— Видите, — сказал Ришон, — можно ли чего-нибудь бояться с таким товарищем? Счастливого пути, виконт!
— Благодарю за пожелание, но путь далек, — сказал виконт с некоторым страхом, которого не мог прогнать воинственный вид Помпея.
— Ба, — сказал Ришон, — у всякого пути есть начало и конец. Отвезите нижайший поклон от меня принцессе, скажите ей, что я готов до последней капли крови служить ей и герцогу Ларошфуко. Особенно не забудьте этих двух слов: Бордо — да. А я пойду опять к Канолю.
— Послушайте, Ришон, — сказал виконт, останавливая капитана за руку, когда тот уже начал сходить с лестницы, — если Каноль такой храбрый офицер и честный человек, как вы говорите, почему не пытаться вам привлечь его к нашей партии? Он мог бы догнать меня на дороге или приехать к нам в Шантильи. Зная его несколько, я представил бы его принцессе.
Ришон посмотрел на виконта с такою странною улыбкою, что юноша, вероятно, по лицу его угадал все, что происходило в душе партизана, и поспешно сказал:
— Впрочем, Ришон, не обращайте внимания на мои слова и делайте, как знаете. Прощайте!
Протянув руку, он поспешно воротился в свою комнату, может быть, боясь, что Ришон заметит его смущение, или может быть потому, что опасался, чтобы не услышал его Каноль, которого громкий разговор долетал до первого этажа.
Партизан спустился с лестницы. За ним сошел и Помпей. Он беспечно нес мешок, чтобы не показать, что там есть деньги.
Через несколько минут виконт торопливо осмотрел себя, чтобы убедиться, что он ничего не забыл, погасил свечи, сбежал осторожно с лестницы, решился заглянуть через щелочку в нижний этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24